Молодость [Литературно-художественный сборник]

Дальше слов не было слышно. Зал захлебнулся аплодисментами и могучим прибоем оркестра.

Доклад окончился скоро. Оркестр резанул устоявшуюся тишину, и сильные звуки революционного гимна долго полоскались в зале.

Затем рапортовали цеховые ячейки. Один за другим выступали ребята и выкладывали свои достижения и успехи.

«И все-таки чего то нехватает. Эх, не добили мы его, проклятого. А добьем. Будет сто. И больше ста будет», — думал Калюжный, слушая отчеты.

— Итак, товарищи, мы переходим к последнему вопросу, — к премированию.

Зал задвигался, зашевелился. Поверху поплыл легкий говорок.

На авансцену вышел Еремин и выкрикнул:

— Калюжный!

Председатель подхватил:

— Премируется посылкой в дом отдыха.

Вихрь аплодисментов смешивается с звуками оркестра. К эстраде пробирается широко улыбающийся Калюжный.

— Юдушкин! На две недели в дом отдыха.

— Горский!

* * *

— Ну, корешок, поздравляем.

Калюжного обступила бригада..

— Крой теперь да поправляйся.

— Рановато, братцы. Вот перекроем его проклятущего, тогда уж…

Филипп до боли пожимает товарищам руки.

— Перекроем!

Таганрог.

Вал. Вартанов Карты

Солнце ударится о зеркало
И прыгнет на стенку, зайкой,
А как только солнце меркнет,
Тянется к картам хозяйка.
Мир, по дешевке распроданный,
Чужим и далеким заселен,
Все, что на свете — отдано
Прихоти карточной карусели.
Закружились шестерки, девятки,
Короли бородатые и мальчики…
        А жизнь с хозяйкой играет в прятки,
        Никак не дается на пальчики…
Гадает: «Дорога и встреча
        с чернявым в казенном доме»…
Вязнут хозяйкины плечи
В липкий, вечерний омут.

* * *

        Хозяйка! Я тоже гаданьем порочен.
        И чтобы весь мир обшарить,
        Я часто врезаюсь бессонницей в ночи
        За картами двух полушарий.
        Под тишины несмолкаемый ропот
        И мне, и луне не спится.
        Я часто гадаю — по карте Европы
        Как растекутся границы.
        Пытаю судьбу.
                И грядущее вняло —
        Приходит, как старый знакомый;
        Мне тоже выпала
                встреча с чернявым.
Наверно — с заворгом райкома.
Я завтрашний день познаю понемногу,
И мне выпадают шестерки,
Должно быть, завтра
        в путь-дорогу
Уеду на заготовки…
В окошко весна забирается мартом…
Высокая молодость!
        Звездная высь!
Даны нам, хозяйка, и разные карты,
И разные цели,
        и разная жизнь.

М. Решетников Сталь комсомольской плавки

Рассказ

1

В потертом американском костюме торопился куда-то мастер Шмидт и остановился у станка светловолосого парня.

Петя удивленно глядел в большие черные глаза иностранца. Эти глаза глубоко ввалились в череп, в округ них на бледном лице расходились синие круги: отпечаток длительной безработицы и скитаний в трущобах Нью-Йорка.

Сейчас в этих глазах — искры тревоги.

— Товарищ, — смешно произнес иностранец и снова смолк. Нет у него больше русских слов. Шмидт протянул руку с деталью, об’ясняя жестами брак.

Быстро, как ток, проносились мысли у Пети:

«Опять брак, снова говорильня. Из ударников выкурят!»

Голубые глаза беспокойно и быстро побежали по станкам. Увлеченные работой, формовщики не обращали внимания на Петра и мастера.

«Не видят? И не покажу!»

Ловко, как кошка, схватил деталь, не задумываясь, бросил в кучу наваленных опок. Гулко звякнул брак, запротестовавшая пыль медленно оседала. Еще раз осмотрел ребят: «Не видели. А мастер? Ну, что мастер! Ерунда, — ловкость рук и никакого мошенства»…

Шмидт смотрел еще с минуту на Петра, на его упругие играющие мышцы, на выпуклую грудь и комсомольский значок на фуражке. В недоумении пожал плечами и быстро отвернулся, вспомнив про плавку. Но тут же столкнулся с подходившими комсомольцами. Все трое рассмеялись. Иностранец вежливо раскланялся, произнося свое единственное слово — «товарищ».

Петя кусал запеченные губы, думал: «Зачем активисты пришли? Не видели ли они брак?» Яша — секретарь коллектива — не доходя до Петра, заговорил: