— Тьфу! Елки зеленые, раскричался!..
Петя нервным движением выключил радио.
— Ты понимаешь, — кричал он в рупор, — что я наделал? В газете прохватили. А ты — марш наяривать.
Петя сел на стул.
«Кто-ж мог написать? Мастер? Да он иностранец — говорить не может, не то что писать. Да и что иностранцу в наших советских делах? Подумаешь, штука — брак. Не понимаю…»
Перед Петей лежал лист бумаги. Петя взял его, чтобы зарисовать вид на Сельмаш из окна своей комнаты. Но что-то не рисовалось. Встал.
«Вот газета, как снайпер, попала в самое мое больное место. Елки зеленые, и Цапов тоже попался!».
Посмотрел на заголовок, потом снова вспомнил гранки газеты. «Нет, не позволю себя осмеивать публично…». Положил заголовок, сел за книги. Но в голову не лезли задачи. Тогда он снова включил радио.
Металлический голос докладывал о чем-то, Петя вслушался..
Тревога ползет по цехам — тревога за выпуск комбайнов. От заготовительных цехов требуют дефицитные детали. Больше деталей давайте, литейные цеха! И комбайны будут на социалистических полях. Партия строго взыщет за каждый недоданный комбайн…
Но цифры показывают, что с каждым днем нарастают темпы выпуска комбайнов.
Петя чувствует силу коллектива Сельмаша. Борьба развертывается на каждом участке. «Вот Миша Мазаев, — такой же, как я, но его ценят, его любят, о нем говорят, как о лучшем ударнике, беспрестанно повышающем нормы путем рационализации». Пример Миши привлекает и Петра.
«Помогать надо ему, подымать его инициативу, разоблачить Цалова… А я то, я то с Цаповым! Зачем? Или… Елки зеленые!»
Миша Мазаев, уверенный в завтрашней победе, заранее радуясь хорошему номеру газеты, подошел к Пете.
Но Петя, будто нарочно, безмерно тарахтел станком, не обращая на Мишу внимания. Наконец, остановился.
— Ну как? Готов заголовок?
— Да знаешь, зашел к тебе, ты спал… Ну, и испортил. Когда-нибудь в другой раз.
Протянутая рука Миши опустилась.
— Как испортил?! Газета завтра нужна, завтра большое производсовещание…
Подошел Цапов, самодовольно улыбаясь, напевая тягучим голосом.
«Воли — ли — любо да мо-ли».
Миша услышал забытый, когда-то знакомый мотив. Мотив, напоминавший ему далекое прошлое.
Взоры повстречались; но пытливый взгляд Миши ничего не увидел в оробевших вдруг глазах Цапова.
Не сказав ни слова, Миша ушел.
…Есть одна тропинка в далекое прошлое. Это — смерть родителей, детский дом в соседнем селе, большой детский коллектив, полуголодное существование. Еще хранилась память об одной девочке, у которой русые кудри назойливо заслоняли черные, искрящиеся, всегда веселые глаза. Эту девочку он спас от ударов одного мальчишки, сына хозяина дома, в котором помещался детдом. Хозяев переселили во флигель… С этой девочкой у них была дружба, он еще чувствовал в ней близкого человека, она как сестра его жалела.
Хозяйский мальчишка приходил в детдом и пел одну песню — что за слова, Миша не помнит. Няня Евдокия Ивановна запрещала детдомовцам петь эту песню.
Между хозяйским мальчишкой и детдомовцами не было дружбы. Он ненавидел ребят, отнявших дом у его отца.
Из-за недостачи хлеба детдомовцев скоро перевели в другие детские дома, — районный и уездный.
Мишу разлучили с девочкой. Сколько было слез, грусти! Как просила девочка Айна заведующего, чтобы ее послали в один дом с Мишей.
Но зав. не понял дружбы, отказал. Так им суждено было расстаться.
Миша думал, что встретит ее. Но прошло много лет, они выросли, не узнать им друг друга. Лучше не думать о ней. Лучше думать о Цапове.
«Фамилия, Цапов, но мало ли по белу свету Цаповых? А навыки, а отношение к нашему заводу у этого Цапова?.. Да, надо узнать, кто он. Во что бы то ни стало узнать».
Миша решил написать письмо в то село, где он жил когда-то.
С работы Петя обычно спешил зайти домой и в «КРО». Когда ухватился за ручку двери, ему бросился в глаза плакат: «Срывщик стенгазеты»… Петя выскочил из цеха, как ошпаренный.
Его нагнал секретарь ячейки. Они шли молча и медленно.
Петя заранее готовил ответы на замечания Яши, хотел напомнить ему старую обиду, когда ячейка отклонила его кандидатуру на пленум завкома. И работой его перегружают, не дают учиться. Но взглянул на Яшино сумрачное лицо — и смутился.
«Ну, что он молчит? Открыл бы свой фонтан красноречия. Ругай, тяни на бюро, дай выговор. Но зачем плакаты рисовать?!».
А Яша все молчал, и Пете становилось жалко его почему-то. Нет времени у Яши, занят, а ведь у него, быть может, есть девушка, которую он любит. Много работы у секретаря, большой коллектив, и комсомольцы все разные: один — активист, а вот он, Петя, прямо-таки хвостист, тащит ячейку назад в такой ответственный момент…