Вечером Юрку и Печурку вызвало командование.
— Так значит, готовы?
— Готовы, товарищ командир, — отвечал Юрка.
Командир устало потянулся к окну, долго стоял в задумчивости, глядя на небо.
Печурка кашлянул.
— Вам вдвоем столько лет, сколько мне одному. Жизнь впереди — и какая жизнь!
Голос командира дрогнул нежностью.
— Сына у меня вчера убили — погиб. Не жил, а погиб. Сегодняшней ночью, возможно, еще двоих потеряю. Тяжело! — нервно хрустнул пальцами, опять отошел к окну.
— Хорошая жизнь берется дорогой ценой: мы платим кровью. Тяжелая плата, но… Вы идете умирать, да, умирать, но то, что вам поручено, дороже наших жизней. Командир смолк, подошел к ребятам вплотную, протянул руку. Вышли. Звездный путь указывал дорогу. За селом, в степной прохладе, Юрку потянуло курить. Он с сожалением вспомнил, что спички находятся у Печурки.
— Покурить бы, — сказал он.
— Нельзя, — ответил Печурка, — могут заметить.
— А мы в канаву.
— Не дам спичку! — отрезал Печурка.
Юрка обиделся.
— Если вернемся, доложу командиру о твоем поступке.
— Мы не вернемся.
— Надо вернуться. Взорвать и вернуться, понимаешь?
Шли дорогой молча, осматривая окрестность.
Чтобы помириться, Печурка сорвал на бахче арбуз и предложил Юрке. Сели, тщательно собрали об’едки и бросили в траву сбоку дороги. Брезжило предрассветье. Дорога ветвилась надвое. Правая ветка вела к селу. — Значит, сюда, — произнес Печурка, указывая на чуть видневшийся в ложбине синеватый налив садов.
Шли попрежнему молча, думая о своем. Печурка — о грозящей опасности, Юрка — о табаке. На гребне остановились, оглядывая растерянный, мчавшийся налетом кавалерийский раз'езд.
— Бежать не смей! — вдруг вскрикнул Печурка, хватая за руку Юрку. — Все равно не убежишь. — Стояли у края дороги, судорожно уцепившись друг за друга…
«Семь», мысленно сосчитал Печурка, уставившись в переднего. Буланый конь играл под всадником.
Стой; — приподняв руку, скомандовал передний, осаживая коня. Лица всадников в глазах Юрки раздвоились и запрыгали. Он отчетливо заметил близко-близко, на расстоянии удара, вызубренное белое стремя, берегущее аккуратно вычищенный сапог.
— Сироты мы, — боязливо отозвался Печурка, глядя на переднего всадника.
— Казанские? — насмешливо спросил тот.
— Не, мы тутошние.
— Тэкс, тэкс, следовательно, сироты. А красные вам какие будут родственники?
Несколько всадников угодливо засмеялись. Передний с улыбкой нагнулся, оправляя стремя, и ребята отчетливо заметили посеребренный погон с продольной полоской, на которой были рассыпаны четыре мелкие звездочки.
— Ну да, как вам красные доводятся по матери или по отцу?
— Никак! — отрезал Печурка и решил больше не разговаривать. Офицер вскользь кольнул… взглядом Печурку и, обращаясь к заднему, вкрадчиво произнес.
— Нефедов, проведешь в штаб, прихвати с собой двоих, что-то подозрительные сироты…
— Слушаюсь.
Сказано это было тихо, но ребятам показалось, что офицер не прошептал, а отрубил металлическим голосом решение их участи…
Окруженный всадниками, Юрка пытался было произнести какое-то слово, но оно потерялось вместе с ударами сердца в глубинном тайнике.
— Печурка?.. — только и произнес он.
— Что, Юра?
— Так… Ничего…
Впереди устало покачивалась спина Нефедова, старая, покорно р…… запыленная тысячеверстьем.
— Возишься с ними, как с писаной торбой, а по-моему — за ноги, да об забор, как, Митрий?
— Не иначе, как можно?
— Чиво можно?
— Али побить, али отпустить.
— Кого отпустить? — вдруг оборачиваясь, спросил Нефедов.
— Митрий хочет ребят отпустить, — заискивающе отозвался всадник.
— Никак нет, господин урядник, побить их, — произнес Митрий.
— Ты у меня смотри, а то я тебе отпустю плетей!..
Смолкли. Показалась зеркальная река. Густая синяя вода урчала у обрывистых берегов. По ту сторону реки, по колено в воду, забрели вербы, образуя теневую зубчатость садов. В Печурке вдруг безумно затрепетала жизнь. Хотелось крикнуть об этом, но рядом сидел равнодушный всадник, приговоривший их к смерти. Неожиданно Печурка рванулся в сторону и прыгнул с обрыва…
В шесть часов утра разведка донесла, что в селе Заречном произошел взрыв порохового склада. Полк моментально свернулся. Ослепительное солнце вело в село. Пытаясь отыскать брод, командир полка свернул влево, вдоль реки. У обрыва, сбоку дороги, лежал мальчик. Командир слез с лошади, оторопело приостановился, всматриваясь в окровавленную белокурую голову. Мертвец улыбался далекому, но вечно прекрасному солнцу. Это был Юрка.