Сквозь шум пронесся голос:
— Всех делегатов отправить на фронт!
— Об'явить комсомольскую мобилизацию!
Председатель напряг всю силу своих голосовых связок:
— Товарищи! Прошу успокоиться!
Шум постепенно прекратился.
— По докладу товарища Емельянова есть предложение отправить на польский фронт половину делегатов с’езда, об'явив запись добровольцев.
— Мало!
— Всех надо!
— Послать всех — это значит оставить организацию без актива, совершенно развалить работу. Я голосую: кто за то, чтобы половину делегатов с'езда послать на фронт? Единогласно. Об'является перерыв до завтрашнего утра. Все секретари должны сегодня, не позднее двенадцати часов ночи, представить в уездный комитет списки товарищей, уезжающих на фронт.
Кривошеев сошел со сцены и остановился возле матвеево-курганенских делегатов. Тесленко пожал ему руку.
— Молодец, Сеня! Не ударил лицом в грязь. А помнишь, на крыше вагона ты мне говорил, что в политике хреново разбираешься? Нешто это хреново, если на с'езде такую политику завернул, что хоть куда!..
Кривошеев отвел в сторону Тесленко.
— Ты вот, что Ваня, я сейчас настрочу матери записочку, а ты уж будь добр — передай. Да не забудь через совет небольшую поддержку ей оказать. Сам знаешь, как приходилось жить.
— Ладно. Все будет сделано. Только ты не забывай ребят.
Хорошо?
— Ну ясно. Дай «пять»!
Большое село — Голодаевка! Тысяча домов, покрытых соломой, железом, деревом и черепицей, раскинулась по узким, цветущим зеленью улицам. Низенький дом, примостившийся на сером бугре, ничем не отличался от своих «собратьев». Квадратные окна. Крыша — треугольником. Потрескавшиеся от жары, плохо выбеленные стены. Короткий заваленок, а вокруг изгородь — из камней и крепких длинных веток.
Двери этого приземистого домика очень часто открываются. Группами и в одиночку направляются в дом люди. В одной из комнат, окруженный тесным кругом молодежи, сидит начальник комсомольского отряда по борьбе с бандитизмом Чернов. Он быстро, но внимательно просматривал лежащие перед ним бумаги, исписанные малограмотными буквами, потом вскакивает, и его большие волосы, потревоженные рывком головы, опускаются на низкий смуглый лоб, почти закрывая глаза.
— Вот что, братва. Коммунисты и комсомольцы об'явлены на казарменном положении. Банда Махно находится в трех верстах от Голодаевки, в немецкой колонке Густафельд. Нужно сейчас же послать разведку, точно выяснить расположение банды, а затем — в обход окружим…
Чернов спокойно обвел суровым взглядом присутствовавших.
— Кто хочет добровольно итти в разведку?
Стало тихо. Некоторые отошли в задний угол комнаты.
— Я!..
Большой парень подошел к Чернову.
— Ты, Соломахин, не подойдешь. Тебя хорошо знает местное кулачье, а оно с бандами связь держит.
Снова стало тихо.
— Тогда меня пиши, — бойко отозвался низкорослый мальчуган, Пирогов Иван.
Чернов сделал движение рукой.
— Правильно. Еще кто?
— Записывай Каверду Семена.
— Тоже подходящий.
— И меня… Безуглова…
— Ну, вот и хватит, — сказал Чернов, одобрительно похлопывая ребят по плечу, — берите лошадей и кройте, да езжайте разными дорогами. А ежели кто спросит, отвечайте — к реке путь держим, коней маленько попоить. Кстати вы молодые комсомольцы и об этом почти никто не знает.
Пирогов, Каверда и Безуглов вышли из комнаты. На дворе было жарко. Солнце забралось в центр неба, на свое любимое место, и оттуда бросало на землю раскаленные лучи.
Степь. Желтая, сухая, широкая. Кинешь взор и кажется, что нет конца и края земляным просторам. Пыль по зигзагообразной дороге клубится, вырываясь из-под копыт пятнистой лошади. Ноги Безуглова туго сжимают худые бога коня.
— Н-н-н-о… — тихо, словно уговаривая коня, часто повторяет Безуглов, тревожно вглядываясь в степь.
Несколько минут назад Безуглов оставил товарищей. Впервые за свою недолгую жизнь он идет в разведку. Когда вступал в комсомол, отец пригрозил избить, а потом смирился и только иногда, хмуро покачивая головой, ворчал: «туда же, в коммунисты лезешь. Сопли сперва изничтожь, а потом за ум берись».
Безуглов вспомнил отца, болезненно улыбнулся и со всей силой нажал на бока коня.
В одной руке — вожжи, в другой — обрез, завернутый в мешок. Путь казался долгим и скучным.
«Где же ребята?» — подумал Безуглов, увидев неподалеку длинные белые дома немецкой колонии.