Павел усмехнулся.
— Я теперь не комсомолец. Сегодня на собрании, на глазах у всех билет порвал. Нечего мне там делать, толку никакого нет. Только и знаешь, что горло бандитам подставляешь. Износился, обтрепался, а помощи никакой.
Павел выругался:
— К чорту все!
И схватив за руку дядьку, тихо сказал:
— Решил пожить хорошо. Начну варить самогон.
Дядька подозрительно посмотрел на Павла. Жена злорадствовала.
— Что, раскусил комунию? Сколько раз я тебе говорила — выпишись оттедова. Обносился до ниточки, а теперь жрать нечего. Эх, ты!
Павел молчаливо сел на стул и закрыл лицо руками. Дядька моргал жене. Она вышла в сени и вынесла оттуда стакан самогона.
— Брось, Павла, хныкать, — сказал Меринов, — выпей лучше, а потом поговорим по душам.
Павел опустил руки и увидел налитый самогоном стакан, схватил его.
— За твое здоровье, Аким Петрович.
И опустошив полстакана, закашлял.
— У-у-у-у… Не лезет проклятая!
— Дуй все… Сейчас, Павла, вместе хлебнем.
И Меринов размашисто ринулся в сени.
Павел стоял с налитыми глазами и чувство тошноты подкатило к горлу. «Зеленый змий» тихо вползал в сознание. Становилось обидно, что приходится глотать эту гадость, но для него теперь было ясно, что дядька гонит самогон и что заявление, поданное на него в милицию, не злостная клевета, а горькая истина.
Он бросился к двери. Жена Меринова схватила его за руку..
— Ты куда?!
— Ты спрашиваешь, куда? А вот…
Павел отодвинул засов и толкнул дверь.
— Заходи, ребята!
Вместе с начальником милиции в комнату вошли комсомольцы.
Жена заголосила.
Меринов, услышав плач, выскочил из сеней, держа в руке стакан, доверху налитый самогоном.
Комсомольцы направились к сеням.
— Не пущу! — заревел Меринов, — не пущу!
Павел бросился вперед.
— Гадина! — прошипел Меринов и бросил в Павла стакан.
Павел нагнулся. Стакан полетел мимо и, ударившись о стену, прозвенел и рассыпался.
Бердник сидел в холодной комнате и составлял для уездного комитета комсомола отчет о работе ячейки.
— Сообщаю, что культурно-воспитательная работа почти отсутствует. Помещения для занятий политкружка до сих пор не достали. За последний месяц удалось прочитать только одну лекцию. Вся работа ячейки состоит в операциях против остатков банд и облавах на самогонщиков. Варка самогона принимает угрожающие размеры. Уничтожаются сотни пудов хлеба и сахара. Организовали четыре молодежных отряда по борьбе с самогоноварением. Проводим массовую работу, собрания, беседы. Двадцатого декабря накрыли двенадцать крупнейших самогонщиков, работавших в одной «артели» под руководством Акима Меринова. Аким Меринов присужден на пять лет со строгой изоляцией с последующей высылкой. Остальные на разные сроки. Очень интересно, что эта шайка были раскрыта комсомольцем Павлом Мериновым, племянником Акима Меринова. Пришлось прибегнуть к довольно «оригинальным» методам работы…
И Бердник подробно описал то, о чем уже знает читатель.
Председатель правления центрального клуба рабочей молодежи Золотовский неистово размахивал руками:
— Я же вам говорю — не туда вешаете плакат. Сейчас же снимите и пригвоздите его над сценой!
Коротконогий парень, слезая со стула и пыхтя, словно хорошо нагретый самовар, кричал:
— Опять не туда? Когда же ты перестанешь меня мучить? Я категорически отказываюсь выполнять твои распоряжения!..
— Ну, ну, Петька, не бузи. Ты сам должен понять, что плакат с надписью «религия — опиум для народа» — есть на сегодня узловая проблема.
— Сам ты опиум и узловая проблема, — передразнил Петька и, переваливаясь из стороны в сторону, пошел к сцене.
На сцене в это время была на полном ходу репетиция. Вечером — антирелигиозный карнавал. Ночью, после карнавала, доклад «Наука и религия», спектакль и концерт. Клуб готовился к важнейшей политической кампании — «комсомольскому рождеству».
Руководитель карнавала, спектакля и концерта Николай Филиппенко стоял, прислонившись к декорации, и укоризненно покачивал головой.
— Послушай, Байраченко, куда ты пялишь глаза в стороны. Ты — «дева Мария» и поэтому будь добра, закати глазки к небу. Вот так… Так… Правильно! Теперь сложи руки на груди, как покойник! Молодец! Пройдись блаженной походкой. Замечательно!
Филиппенко прищелкнул языком.
— А теперь, пречистые девы, отойдите в сторону. Товарищи попы, пожалте бриться….
Пресвятые девы всех вероисповедании — христианская Мария, буддийская Майя, магометанская Иштар и прочая, и прочая — уступили место попу, мулле, раввину, а эти, в свою очередь, расчистили путь богу Саваофу, Моисею, Аллаху, Будде. За ними демонстрировали «ангелы» и «черти». Елейные мотивы, песни, частушки сочетались с танцами, монологами и общим хороводом. Аллах, воздев вверх руки, орал не своим голосом: