Был июнь. Было особенно яркое молодое солнце. Еще пели жаворонки, уже цвели по границе батайского школьного аэродрома алый горошек и бледно-желтая сурепа. В хороший день Дуся получила свой первый урок летной работы, свое воздушное крещение…
— Барышни, бабы, — говорили курсанты о курсантках, и обе клички звучали одинаково обидно.
Но Дуся не обижалась. Она, в дни набора бывшая старшиной 152 курсанток, она, старшина курсанток своего отряда, она тихонько про себя посмеивалась. Достаточно того, что она чувствовала себя равной. Детдом, комсомольский коллектив с детства выработали у нее чувство равенства. И она даже не стремилась сравняться в работе с ребятами — это выходило у нее само собой.
Когда Дусю назначили командиром отделения, ребята-скептики были посрамлены. Четкость, точность, непреклонность, находчивость, дисциплинированность, — вот качества, которыми обладала Дуся и которые были не у каждого курсанта.
Не кисейное — «барышня», не грубое — «баба», не фамильярное — «Дуся» и даже не обычное — «товарищ Карабут», а значительное и торжественное:
— Товарищ командир!
Моторы начинают гудеть еще на рассвете, и часто курсантке Карабут приходится встречать восходящее солнце в воздухе.
У пилота-инструктора Меркулова в группе семь человек.
И если он не может пожаловаться на всех остальных своих учеников, то ученицей он не может не похвастаться…
Спокойней всего он чувствует себя, когда на ученическом месте сидит Дуся Карабут. Он тогда отдыхает.
Дни бегут. Отцвел горошек, отцвела сурепа, отпели жаворонки, отлетели июнь и июль. Неуклонно наматывается список налетанных Дусей часов. Пройдены и мелкие, и глубокие виражи, и срыв в штопор, и восьмерки, и крутые развороты, и змейки, и петли, и повороты.
В один августовский вечер инструктор Меркулов, как обычно, проверял знания своих учлетов, задавал вопросы, об'яснял.
— Товарищ Карабут, скажите, как бы вы поступили, если бы на высоте ниже ста метров у вас сдал мотор?
Это был первый вопрос, которым начал инструктор свою беседу.
И Дуся, не задумываясь, ответила:
— Я бы спланировала прямо перед собой.
— А если прямо — площадка, неудобная для посадки?
— Все равно. Более безопасного выхода для меня не было бы.
Это, конечно, неважно, что первый вопрос был задан Дусе, но в беседе инструктор то и дело обращался к ней, он засыпал ее вопросами, его глаза испытующе останавливались на ее лице, казалось, что они хотели просверлить черепную коробку и подробно рассмотреть, что скрыто в ней.
И Дуся смутно почувствовала, что для нее готовится что-то новое. Это было тревожно и радостно.
Утром на старте инструктор чуть лукаво и весело спросил:
— Ну, как, товарищ Карабут, полетим?
— Полетим, товарищ инструктор.
Садясь в самолет, он сказал:
— Смотрите же, проделайте все так, как вчера говорили.
И полет был блестящий, безошибочный. Инструктор не вмешивался в управление, не вносил корректив, — он сидел простым пассажиром.
Не успели сесть, как подошел командир звена и сказал:
— Что же, товарищ Карабут, прокатимся и со мной?
А потом по очереди подходили командир отряда, командир эскадрильи. И когда была сделана последняя посадка, и Дусю окружили все ее командиры, и товарищи начали жать ей руки и поздравлять, — она поняла:
— Курсантка Карабут вылетела!
Отныне ее рукам вручено самостоятельное управление самолетом.
Это не так-то просто — вылететь, и вылет первого в отряде курсанта — торжество для отряда.
Не двойное ли торжество, если первым вылетевшим оказалась девушка, которых в отряде — единицы.
…Подходила к концу осень, изредка срывался первый снежок, по утрам набегал морозец. Отряд командира Самерсалова, перевыполнивший летные планы всех летних и осенних месяцев, уходил в отпуск. Уже были сложены в чемоданы все вещи, уже чуть ли не были куплены билеты, а вечером командир взвода об’явил, что часть курсантов остается для тренировки на звание пилота-инструктора. Отдохнуть, конечно, хотелось, но можно ли сравнить радость отдыха с радостью получения диплома пилота? И чемодан Дуси Карабут был лихорадочно распакован…
Время мчится быстрей ракеты. Впрочем, времени-то и не так много: 1 декабря 1932 года пилот-инструктор Дуся Карабут приняла от своего бывшего инструктора его группу для обучения, группу из своих бывших товарищей-курсантов. Цель, казавшаяся недосягаемой, достигнута.
И вот снова август, август тысяча девятьсот тридцать третьего года. Инструктор Карабут точно так же, как год тому назад, спрашивала у нас, спрашивает у своего седьмого курсанта: