Берн. Пребывание в Венсене короля Карла II-го.
Маз. Короля Карла II-го в Венсене?
Бери. Да.
Маз. Ты в этом уверен?
Берн. Вполне.
Маз. Кто его видел?
Беря. Я сам, собственными глазами, он стоял у окна за занавеской, в гостинице «Павлина» , вот что на большой площади.
Маз. Да! Ты прав, Бернуэн, это очень и очень важное происшествие! Я уверен, что это опять королева Анна его вызвала, чтобы еще более запутать дела, как будто бы они и без того недостаточно запутаны! О, когда бы король Карл II сидел на английском престоле, сестра его Генриэтта, конечно, была бы лучшею невестою для короля, если не считать инфантину и мы, по крайней мере, женились бы на великой державе…. Но теперь в Англии царствует Ричард Кромвель и мы с ним связаны трактатами. Бернуэн, ты сейчас же вернись в замок и распорядись, чтобы Гито ожидал моего приезда. Понимаешь?
Берн. Как! Вы хотите арестовать короля Карла П-го?
Маз. О, нет! Я только пошлю ему сказать, чтобы он покинул Францию в течение недели, а Венсеи через 24 часа.
Берн. А, если он не уедет?
Маз. Ну, тогда он сам будет виноват, если что произойдет; тогда мне придется действовать.
Берн. Гм!
Маз. Бернуэн! Если ты со временем будешь министром, не забудь, что всегда можно вывернуться из затруднительного положения посредством следующих двух слов: «уметь действовать»,
Берн. Но, как же вы согласуете последнее наречение с тем, что вы сказали раньше?
Маз. Я их совсем и не согласую, я их ставлю рядом, а при случае пускаю то одно, то другое… какое пригоднее… но, тише…
Бери. Что такое?
Маз. Видишь кто там приближается?
Берн. Ах! Его величество с вашей племянницей.
Маз. Итак, отправляйся в Венсеи и предупреди Гено, чтобы он готовился к отъезду.
Бер. Слушаю, кардинал.
Маз. Только не говори в какую страну.
Бер. Не беспокойтесь.
Маз. Предупреди также Гито, чтобы готовился действовать.
Бер. Исполню в точности.
Маз. Не говори против кого.
Бер. Будьте совершенно покойны.
Маз. Иди! (Бернуэн уходит, кардинал, уходя в свою очередь, в то время, когда входят король и Мария Манчини), Что за чудная вещь молодость, и как приятно любоваться ею!
ЯВЛЕНИЕ 9-е.
Король, Мария Манчини, потом свита, охотники и Мазарини.
Мар. Признайтесь, ваше величество, что олень поступил, как настоящий придворный: заметив, что вы поленились следовать за охотой, он самым учтивым образом вернулся вспять, чтобы умереть у ваших йог. Ах, эти звери! Какие подают они примеры нам, людям!
Кор. Вы находите?... Впрочем, может быть… Но зачем нам говорить об оленях, собаках и охотниках… Если бы вы знали, Мария, как я желал бы быть с вами хоть минуту наедине, слышать ваш голос вдали от других голосов и одному любоваться вашим прелестным личиком. Вы, как добрая фея — одним мановением волшебной палочки прогоняете всякие призраки и уничтожаете злых гениев. (Начинает дуть ветер, погода хмурится,)
Мар. О, государь, какое чудное место предназначаете вы мне при вашем величестве!
Кор. Ах, Марии, что может быть лучше для женщины, как заставить короля забыть о тяжких заботах правления!
Мар. Но для занятия такого места необходимо, чтобы эта женщина была любима и знала бы об этом наверное.
Кор. А что нужно для короля, чтобы доказать свою любовь?
Мар. Во первых, когда она на охоте, повсюду следовать за нею, а не отправлять ее на тот край леса, чтобы… не знаю с какою целью… оставаться здесь одному.
Кор. Неужели я имел счастие возбудить вашу ревность?
Мар. Для вас это было бы счастием, государь, но зато — великим несчастием для меня!
Кор. Почему же? И каким образом мое счастие могло бы обратиться в несчастие для вас? Вы вечно говорите мне о моем могуществе, о моем скипетре и о королевском венце. Увы! Лучший венец, дарованный Богом своим избранникам — это венец любви! Только он освежает и молодит носящее его чело!
Мар. А, если бы вы искренно и открыто просили этого венца у той, которая может вам его дат? Кто вам говорит, что "вы получили бы отказ?
Кор. А кто мне скажет, лично ли мне дается этот венец или только королю? (Начинается дождь. Король укрывает Марию своею шляпою и подводит ее под дуб св. Людовика. Остальные охотники появляются в глубине сцены. Увидав короля и Марию, они не смеют садиться в экипажи и на лошадей и понемногу группируются до конца явления.) Кто мне докажет, что ее тщеславная любовь не пожертвовала другою любовию, нежною, скрытою, более завидною в своей безызвестности и тайной нежности, чем та, которая выставлена ею на показ? Есть минуты, когда я плачу о том, что родился на троне и желал бы сделаться последним из моих подданных… Тогда, если бы такие прелестный уста, как ваши, сказали бы мне: Людовик, я люблю тебя! О! Тогда я знал бы, наверное, что это не притворно.