Выбрать главу

— Ну? — сказал Степан. — Я проверил на станции: никакого хлеба ты не ссыпал.

И деловито, по-хозяйски снял ключи с гвоздя.

Бритяк сидел не двигаясь. Он слышал скрип подъезжавших к амбарам повозок, шум насыпаемого зерна, людскую разноголосицу и силился понять, что же это такое?

— Глядите, люди: полный рундук солдатских сапог! — удивленно возвестил Чайник из ближайшей клети, где хранились парадные хомуты, тулупы, шерстяные свиты и разные пожитки. — Откуда казенное добро, не могу в толк взять?

— Ефимка, поди, натаскал, когда помощником каптенармуса служил. Они, эти Бритяки, на руку скорые…

«Ветчину теперь сожрут», — подумал Бритяк о свиных окороках, висевших под князьком.

И так как в голову лезла мысль о ветчине, главное отодвинулось куда-то, и события окончательно утратили смысл…

— Эка страсть, братцы… Котел! — кричали на гумне мужики, вытащив котел с аннулированными царскими кредитками.

— У самого Адамова небось во время контрибуции не взяли столько деньжищ!

— Куда там! В котле-то, поди, каши свари — и то на десятерых хватит!

Раздался дружный смех.

Бритяк медленно, шатаясь, вышел на крыльцо. Первый, кого он увидел, был дряхлый странник, худой и оборванный, сидевший на ступеньке. Белая борода его, давно отвыкшая от гребешка, свалялась в жесткий ком. Две холщевые сумы перетягивали крест-накрест тощую спину веревочными лямками.

Странник оглянулся, привлеченный шорохом хозяйских сапог, и Афанасий Емельяныч сразу узнал этот насмешливый взгляд больших карих глаз, крупные горделивые черты лица… Рукавицын явно забавлялся растерянностью Бритяка. Давно уже не захаживал бывший краснорядец в Жердевку, и потому неожиданное посещение его показалось Бритяку жутким предзнаменованием…

— Не гони, бога ради, — сказал Рукавицын низким, дрожащим басом, опираясь на железную лопату служившую ему посохом, — сам уйду… Вижу, народ собрался. Смекнул я: не покойничек ли? Ан — ошибся…

Афанасий Емельяныч почувствовал, как холодает у него позвоночник… Да, сумасшедший глумился над ним и торжествовал. Это было видно по просветлевшему взору, словно Рукавицын мысленно перенесся назад, к счастливым купеческим временам, и собирался высказать Афоньке Бритяку старые обиды… Но вдруг могильщик подступил ближе и закричал гневно, искривив черный пустой рот:

— Не гони! Я покойничками промышляю… Сгинь, сатана! Гори во славу божию!

И, подняв ржавый диск лопаты, махнул им в сторону людей, опустошавших закрома.

Все помутилось в сознании Бритяка, вытаращенные глаза налились кровью. Не помня себя, он прыгнул с крыльца и вырвал у сумасшедшего лопату. К амбарам бежал молча, не дыша… Но следом уже мчались багровые от злобы Ванька и Глебка, размахивая цепами. Из переулка выскочил с оглоблей в руках Волчок:

— Бей комбедчиков! Круши!

В этот момент Бритяк увидал Степана, который нес к подводе тяжелый мешок, и рубанул его лопатой по кудрявой голове…

Глава пятнадцатая

Подходя к исполкому, Ефим увидел привязанную у подъезда взмыленную лошадь.

«Нарочный откуда-то», — решил он.

И, поднявшись на второй этаж, столкнулся в коридоре с веснушчатым мальчишкой, шлепавшим по паркету босыми ногами.

— Николка… Ты зачем?

Николка зло посмотрел хозяйскому сыну в глаза. На детском лице с облупившимся от солнца носом выразилось замешательство. Он обдумывал, как ему получше солгать. Но лгать не пришлось. Отворилась дверь с надписью «Председатель», и Ефима позвали.

В накуренном бывшем адамовском кабинете собрались комиссары. По тому сосредоточенному молчанию, которым встретили его, Ефим догадался, что говорили о нем. Мысль сама собой протянулась к шлепавшему в коридоре Николке, к привязанной у подъезда взмыленной лошади… Несомненно, что-то случилось в Жердевке.

Селитрин, наклоняясь, шептался с Октябревым. Его белобровое, с правильными чертами, лицо было спокойно, а синие глаза чуточку улыбались. При виде этой улыбки Ефиму всегда казалось, что Селитрин знает такое, чего никто другой не мог знать.

Октябрев взглянул исподлобья на унтерскую выправку Ефима. Он старался определить, насколько правильно сделан выбор.

Большинство руководящих работников уезда относилось к Ефиму с откровенной неприязнью: выскочка, ловкач, темная душа. Селитрин даже предлагал сменить начальника продовольственного отряда, а не посылать на усмирение жердевских кулаков. Но Октябрев смотрел на дело иначе. Он считал, что в настоящей обстановке не так трудно прогнать человека. Важнее проверить и раскрыть до конца.