Однажды к избе подъехал всадник на вороном жеребце. Легко, бесшумно спрыгнул у порога, хотя казался грузноватым. Оправляя на ходу зеленую гимнастерку, козырнул:
— Здорово, мамаша!
И осторожно прошел в сени.
«Батюшки, кто же это?» — испугалась Ильинишна,
Приезжий опустился на корточки и долго, с беспокойством рассматривал больного.
«Доктор», — решила Ильинишна, ревниво следя за каждым движением чужого человека.
Появилось новое опасение: не увезли бы Степана в городскую больницу, оставив ее, старуху, изнывать от неизвестности.
Но приезжий не собирался увозить Степана. Он вышел, расседлал коня и поставил его в холодок, где меньше донимали мухи.
— Не могу себе простить, — сказал он взволнованно, подходя к Ильинишне, — ведь я только сегодня узнал о возвращении Степана… Узнал случайно: из показаний Ефима, усмирявшего жердевских кулаков. Раньше-то я наводил справки насчет друга, а потом изверился, перестал.
Заметив, что старуха смотрит на него в недоумении, добавил:
— Я Быстров.
— Быстров?! — ахнула Ильинишна с радостью и сомнением в голосе…
Сколько раз слышала она от Степана про его друга, Баню Быстрова, пропавшего на границе! Как горячо молилась за этого неизвестного ей, но близкого человека!
— Ванюша… голубь желанный, — тихо промолвила она, смахнув заскорузлыми пальцами со щеки слезу. — Жив! Опять со Степой встретились, вышли на одну тропочку…
— Вышли! Боялся я за Степана, очень боялся…
У военкома было круглое, веселое лицо, говорил он просто, располагающе.
— Ты, мамаша, не убивайся. Доктор Маслов, который перевязывал Степана, сказал мне, что больному нужен только покой.
Из полевой сумки Быстров достал бинты и вату. Затем вытянул стеклянную банку, наполненную свежим золотистым медом.
— Говорят, мамаша, мед от всех болезней помогает.
— Помогает, истинная правда. Дай тебе царица небесная здоровья!
— Хотел прихватить еще одно старинное лекарство… Да строгий больно доктор, не разрешил, — с сожалением промолвил Быстров.
Ильинишна возразила:
— На винишко Степан не падок.
Сидя на пороге, они беседовали шепотом. С материнской участливостью Ильинишна расспрашивала Быстрова о доме, о семье. Она жалела, что ему после возвращения из плена не удалось повидать родных. Партия послала его с отрядом в Орловскую губернию вытрясать из кулацких тайников захороненное зерно. Потом он стал военкомом.
— Ох, родимый ты мой, — вздохнула Ильинишна, — для одних жизнь — ясное солнышко, для других — темная метель… Кружит она бедных по свету, валит с ног, сбивает с дороги.
Быстров засмеялся.
— Что касается дороги, мамаша, то иногда выгоднее идти целиной. Перед Лениным было множество путей, а он выбрал направление самое трудное и вывел народ прямо к революции.
Очнулся Степан… Мать поднесла к его губам остуженный кипяток с медом. Степан жадно выпил и снова задремал. Но вдруг почувствовал кого-то рядом, быстро открыл глаза… Крикнул, боясь ошибиться:
— Ваня!
— Степан!
Они обнялись, огромные, немного смешные своей растроганностью. У больного как бы сразу прибавилось сил, голос окреп, в глазах светилась радость.
— Мама, это же он! Женский угодник… помнишь?
— Люблю рукодельничать, — подтвердил Быстров. — Только ты, Степан, не срами меня перед людьми… Скажут: хорош военком — наволочки вышивает!
Ильинишна смотрела на них, ласковая, ослабевшая от слез, изредка вытирая рукой морщинистые щеки. Материнское сердце ее было переполнено смешанным чувством безграничной любви к сыну и пережитого страха, долгожданной радости и тревоги за будущее…
«Ох, святая богородица, — мысленно крестилась старуха, — пожалей грешную рабу — оставь чадушку, не отнимай больше для страстей ужасных!»
А Быстров и Степан продолжали взаимные расспросы. Настигнутые при побеге из плена германской полевой жандармерией, они потеряли друг друга и вряд ли могли объяснить, какому чуду обязан каждый из них своим спасением. Но именно об этом хотелось им знать.
— Я трое суток у границы ждал, — с запоздалым упреком и бурным восхищением тормошил Жердева военком. — Дождь поливал, гроза… Вроде бы подходящая обстановка. Надеялся, перескочишь… А тебя нет и нет; Ну, думаю, крышка… Прикончили. Четвертый побег — не шутка!