Сальваторе не знал, подействовали ли его слова, или Кларетта просто собралась в кучу, решив загнать неуверенную в себе невротичку поглубже, но, так или иначе, мадам пришла в себя и улыбнулась уже по-настоящему:
– Ладно, старый хрен, убедил! Я еще вполне себе – всем своим девкам могу фору дать! Кстати о девках: кого будешь в себя влюблять сегодня?
– Еще не знаю, предоставил выбор Джулио.
– Скорее всего, он отправит к тебе одну из новеньких. Вряд ли Наду – она венгерка, по-итальянски ничего, кроме слова «свободна» не знает. Тебе там поживиться будет нечем. Вторая, Лоренца, поаккуратнее с ней, Тото, очень уж легко ее обидеть. И еще, о прошлом ее особенно не спрашивай – это даже для меня было тяжело услышать.
– Хорошо, обещаю.
– Ты снова пришел с Диамантино?
Кларетта, разумеется, давно знала, кто скрывается под именем синьора Росси.
– Да.
– Ума не приложу, почему ты все время приходишь с этим бухгалтером?
– Он забавляет меня. Кроме того, именно он привел меня в «Волчицу» впервые.
– Но сейчас-то ты можешь приходить в любое время, Тото.
– Я не хочу в любое. Даже самое сладостное наслаждение многократно умножается от ожидания, Кларетта и, напротив, уменьшается от злоупотребления.
– Развратник…
– Еще какой.
Еще немного поболтав с Клареттой о мелочах, Кастеллаци вышел из столовой, кивнул Джулио и направился в двенадцатый номер. У него не было конкретных идей насчет сегодняшней ночи. Немного походив по номеру, Сальваторе решил поставить эту сцену наиболее минималистично. Он снял с прикроватной лампы абажур и перенес ее ближе к креслу, в котором планировал сидеть, благо, рядом с креслом была розетка. После этого Кастеллаци приладил абажур на лампу широким раструбом вверх так, чтобы получился импровизированный прожектор. На его удачу абажур был почти полностью светонепроницаем. Сальваторе снял с одной из подушек плотную наволочку и постарался прикрыть ею свет, выбивающийся из нижней части лампы. В общем и целом ему это удалось. Он убрал в комнате большой свет, плотно задвинул шторы, сел в кресло и взял импровизированный прожектор в руки, чтобы менять угол наклона по своему желанию.
Через некоторое время раздался аккуратный стук в дверь.
– Войдите.
Дверь отворилась и в полностью затемненную комнату кто-то вошел. Сальваторе увидел силуэт в проеме двери, но вскоре вновь воцарилась тьма.
– Есть здесь кто-нибудь?
Голос был тихим и испуганным, но достаточно приятным на слух.
– Конечно. Иначе, кто же дал вам разрешение войти, синьора?
– Да… Конечно, вы правы, синьор! Я просто…
– …Удивлены?
– Да.
– К тому же вы еще и напуганы, судя по голосу.
– Да, изрядно, синьор.
Это было немного неожиданно для Сальваторе – он не ожидал, что девушка признается в собственном испуге. Такая внезапная откровенность вызвала в его разуме какие-то странные разрозненные обрывки памяти – кто-то уже смог удивить его подобным образом, но было это уже очень давно.
– Вас направил ко мне Джулио?
– Да, синьор.
– Вовсе не обязательно каждый раз называть меня синьором. Сейчас не солнечный полдень на Пьяцца Венеция, когда между людьми так много преград.
– Хорошо, си… Хорошо.
– Джулио ничего не говорил вам обо мне?
– Нет. Только сказал, чтобы я не боялась.
– Тогда отчего же вы боитесь? Вы не доверяете Джулио?
– Я…
Девушка замялась, но Сальваторе не пришел ей на помощь:
– Так что?
– Я здесь совсем недавно, поэтому не знаю, кому можно доверять.
– Можете смело доверять Кларетте и Джулио – они не дадут вас в обиду. Впрочем, я понимаю ваш страх – человеку свойственно бояться темноты, а более темноты, неизвестности, которая в ней скрывается. Давайте поступим следующим образом: сейчас я уберу темноту, неизвестность тоже скоро уйдет, но не сейчас. Чтобы свет не ослепил вас, закройте глаза… Готовы?
– Да.
Сальваторе щелкнул переключатель, и сильное пятно света на несколько секунд ослепило его самого. Когда глаза вернулись под контроль разума, Кастеллаци увидел в круге света совсем молодую девушку. У нее были достаточно широкие бедра и плечи – она не была худышкой. Грудь показалась Сальваторе небольшой, но аккуратной. Впрочем, почти все выводы о теле девушки, которые позволил себе Кастеллаци, были весьма преждевременны, ведь само это тело было скрыто под идеально подобранным платьем, которое подчеркивало достоинства, скрадывая недостатки.
И вновь назойливая память подкинула ему несколько кусочков витражного стекла, по которым нельзя было сделать вывод о содержании мозаики. Впрочем, само это ощущение воспоминания из мимолетного стало вполне вещественным – девушка кого-то ему напоминала, это Сальваторе мог сказать точно.