Оля и Виктор тоже посидели на травке под деревьями. Оля спросила:
— А почему вы учитесь в техникуме, а не в институте и почему так поздно? Вам сколько лет?
— Скоро двадцать четыре, — ответил Журавлев. — Уже взрослый. А почему так поздно, и вообще… У меня мать старенькая…
— Я ее видела, — вдруг неожиданно для себя сказала Оля, испугалась и покраснела.
— Видели? — повторил Журавлев. — Так это не вы ли приходили к нам дней семь-восемь назад?
Врать было невозможно.
— Я, — сказала Оля. — Мне было стыдно за мое поведение на бюро, и мне очень хотелось вам все объяснить. — Говоря это, она не смотрела на Виктора, и зря, потому что, взгляни она на него, она бы увидела такой его взгляд, который ее бы очень обрадовал.
— Спасибо, — почему-то сказал Журавлев. — Вот я и говорю: мама у меня старенькая. А отец и брат на войне погибли, остались две старших сестры, одна на Дальнем Востоке, замужем, другая — в Ленинграде, тоже замужем. Они, конечно, маме помогали. Ну уж не настолько, чтобы мы вдвоем за их счет могли жить. Я и пошел работать после седьмого класса. Работаю. Помните, на райкоме говорилось: на самостоятельное бригадирство Журавлева сватали. Это ничего, посердятся, посердятся, да и поставят бригадиром. Мое преступление не такое, чтобы мне дорогу закрывать. Да… — Он улыбнулся, что-то припомнив. — Прихожу домой, а мама мне и говорит: девушка тебя тут спрашивала, симпатичная такая, беленькая. Значит, это вы были?
Оля снова густо покраснела. Но Журавлев этого не заметил: под вечерним солнцем все были красные.
Потом они бродили по лесу. На одной из полянок раздался оклик:
— Журавлев! Витя! Привет! Двигайте к нам!
Окликали из компании, расположившейся под старым дубом.
— Это наши, заводские. Ребята и девушки, — сказал Виктор Оле. — Как вы считаете, подойти или не стоит?
— Почему же, — ответила Оля. — Может быть, если не подойти, будет невежливо.
Пока они так совещались, двое из заводской компании сами подошли к ним.
— Семенов, — сказал Виктор, представляя их Оле, — и Грачев.
Те в свою очередь тоже представились, пожимая Олину руку: «Вася», «Константин».
Оле еще пришлось ответить на десяток рукопожатий, услышать еще много «Коль», «Шуриков», «Тась», «Тось», «Наташ», «Володей». И сама она каждому говорила: «Оля», «Оля», «Оля», хотя в другой обстановке, знакомясь, называла себя только по фамилии. Тут, где ей все улыбаются и почему-то очень рады, фамилия прозвучала бы слишком официально и, чего доброго, могла бы обидеть этих славных парней и девушек.
Все здесь шумели, шутили, говорили; на траве играл патефон, желающие танцевали, наступая на тарелки и на бутерброды. Оля тоже потанцевала с Константином Грачевым. Она не любила танцевать, но на открытом воздухе это было совсем иное, чем в душном помещении, где жарко, тесно, где все друг друга толкают, где от смешения духов кружится голова. Ей бы хотелось, конечно, танцевать с Виктором. Но Виктор не приглашал. Приглашали другие, и пока Оля танцевала с другими, она видела, как высокая девушка, круглолицая, большеглазая, с большой толстой черной косой, все говорила и говорила о чем-то Виктору. Говорила серьезно, даже сердито, а Виктор только улыбался и, как Оле показалось, улыбался виновато.
Оле не захотелось больше танцевать, она села рядом с Виктором, Виктор заговорил с ней, отвернувшись от чернокосой девушки. Он сказал, что уже вечереет, может быть ей прохладно, тогда пусть она накинет на плечи его пиджак. Оле нисколько не было прохладно, но она сказала: да, ей прохладно. Виктор сам накинул ей на плечи пиджак, который все еще был немножко влажный, поправил его, чтобы плечи были ровно. Оля сидела в этом пиджаке, гордая, краем глаза поглядывала на чернокосую девушку, но та больше ни на Виктора, ни тем более на Олю не смотрела.
Когда ехали обратно на пароходике, всю дорогу пели. Песня разносилась далеко над водой, в прибрежных деревнях люди выходили из своих домов, со дворов, огородов и долго стояли на берегу, глядя вслед веселому пароходу. Оля пела со всеми, она никогда еще не певала так самозабвенно, с таким увлечением. Называли ее тут, в этой компании, запросто — Ольга, даже Оленька, все девушки и некоторые парни обращались к ней уже на «ты», и она им говорила «ты».
Да, чудеснейший был день!
В городе вся компания собралась было провожать Олю до дому. Но одна из девушек — Оля заметила это — кого дернула за рукав, кого щипнула за локоть, что-то шепнула третьему, и провожать Олю отправился один Виктор. Оля с благодарностью и почти с нежностью подумала о своих новых знакомых: какие же они хорошие!