Ничего не оставалось делать, вошли в дом, в три тесные комнатки, сплошь уставленные полками с книгами.
— На дачу возите столько книг? — удивился Павел Петрович и взял с полки первую приглянувшуюся ему книгу старинного издания в кожаном переплете с золотым обрезом.
Белогрудов сделал такое движение, будто он хочет отобрать эту книгу у Павла Петровича. Но не отобрал. Явно смущаясь, он заговорил:
— Нет, что вы, что вы, Павел Петрович! Библиотека моя в городе. Это просто так, чепуха. Лучше вы не утруждайте себя, ничего интересного, клянусь вам.
Павел Петрович все-таки раскрыл книгу, которую держал в руках.
— Вот так штука! — рассмеялся он и прочитал вслух: — «Парижский повар, или Поваренная книга, содержащая в себе все относящееся к городской кухне, как-то: необходимые предварительные заготовления для оной: разные кушанья из мяса, дичи, домашних птиц и рыб… Соч. Альберта, главного повара кардинала Феша. Перевод с французского, 1829 год». До чего здорово — сразу на поваренную книгу наткнулся!
— Я же и говорю: все это чепуха, — повторил Белогрудов. — Ну, пожалуйста, не утруждайтесь. Какую книгу ни возьмете, все будет про то, про кулинарию.
Но Павел Петрович, несмотря на его просьбу, взял вторую книгу с полки.
«Музеум практических знаний гастрономии, поваренного искусства, приготовления и сохранения напитков, консервов, запасов и содержания погребов и разных секретов в домашнем быту… — читал он вслух. — Составлено и написано членами Общества бережливости господами Куманиным, Муратовым, госпожами Глинской, Гано, Авдеевой, Кустаревской и другими, в 15 частях. Москва, С. И. Леухин, 1883 год». До чего же это интересно! — воскликнул он и уже подряд брал с полок удивительные книги. Названия у них были такие: «Верный источник к сокращению домашних расходов», «Для неопытных хозяек советы», «Пир на весь мир. Подарок юным поварам и поварихам», «Что в рот, то спасибо! Поварское и кондитерское руководство для молодых хозяек», «На помощь небогатой хозяйке. 500 рецептов, испытанных путем 15-летней практики в роли хозяйки домашних обедов для людей небогатого класса. Киев, 1902 г.»
Рылись в удивительных книгах и Людмила Васильевна и Румянцев; все трое то и дело восклицали: «Послушайте только, послушайте!» И дальше шло описание какого-нибудь совершенно неслыханного и немыслимого блюда.
— Товарищи, товарищи! — упрашивал Белогрудов. — Вы же наглотаетесь пыли. Все не пересмотрите. Тут пятьсот томов на всех языках мира. Не выкинешь же их. Собирать начал еще мой дед, собирал отец. А я вот храню.
— А заглядываете в эти книги? — спросил Павел Петрович.
— Сознаюсь, грешен. Бывает. Это так, по воскресеньям, в порядке отдыха. Возьму да что-нибудь интересное и изготовлю. Этакую экскурсийку в минувшие века совершу. Сегодня, коли уж вы ко мне попали, то скажу вам откровенно, кажется удачно попали. Делается опыт по книге восемнадцатого века. Я приобрел индейку, сельдерею, ревеня, мускатных орехов… Готовить приходится, к сожалению, самому.
— А где же ваша жена, Евгения Михайловна? — спохватилась спросить Людмила Васильевна.
— Она? — Белогрудов вдруг застеснялся, даже немножко покраснел. — Она, понимаете, отправилась в ресторан. Она не разделяет моих увлечений. — Он поспешно ушел в кухню.
Румянцев сказал:
— Ну вот теперь понятно, почему они и живут-то врозь. Их разделяют эти книги и мускатные орехи с лук-пореем и сельдереем.
— А что же делать нам? — выразила недоумение Людмила Васильевна. — Мы же недавно обедали.
— Ну, попробуем, попробуем. Это даже чисто теоретически интересно, — сказал Румянцев. — Восемнадцатый век!
Белогрудов то появлялся, то исчезал. Был он в белом переднике, с засученными рукавами. Из кухни в комнаты проникал приятный запах.
Когда наконец хозяин пригласил гостей к столу, они, возбужденные этим запахом, пошли довольно охотно.
Кушанье оказалось потрясающим по вкусу.
— Боже! — воскликнула Людмила Васильевна. — От такого великолепия уйти в ресторан, к бараньим котлетам, к салату оливье! Не понимаю, как это можно?
— Ну ведь… — Белогрудов снова застеснялся. — Ну ведь такое получается не каждый раз. Разное ведь получается. Опыт, эксперимент, он может оказаться и менее удачным.
Румянцев посмотрел на него и принялся смеяться так, что его едва остановили, дав выпить холодной водички. Он утер слезы ладонью и сказал: