Вскоре пришла более мощная помощь: из районного центра и с бумажного комбината примчались пожарные команды. Пожарники потянули линию шлангов уже не от обмелевшего пруда, а от речки, вода хлынула в несколько толстых струй, моторные помпы гнали ее с громадной силой. Теперь трещали уже не языки пламени, а струи воды, ударяя в дымившиеся стены.
Пока пожарники штурмовали огонь, Костя и его солдаты отстаивали дома, соседние с горящими. Самым ближним к огню был недавно построенный колхозом большой клуб. В клубе была библиотека. Девушка-библиотекарь, повязанная платком, все просила: «Столы, полки — ладно! Главное книги, книги, товарищи, спасайте!»
Никто не заметил, как стало светать. Пламя сбили, пожарники разламывали топорами и ломиками полы, крыши, проверяя, не осталось ли где огня, заливали каждую подозрительную щель. С пожарища валили дым и пар вместе, над деревней висело густое черно-серое облако. Колхозники разыскивали в окрестностях скот. Погорельцы сидели на своих вещах среди улицы; на тюках и матрацах спали детишки. Черная обгорелая береза, облитая водой, блестела, как лакированная. Она окутывалась паром, и с нее на землю капали крупные теплые капли.
Только когда рассвело, когда кончилась горячка и солдаты присели закурить возле вытащенных книг, Костя разглядел библиотекаршу, которой он так самозабвенно помогал в эту ночь. Это была худенькая девушка с большими черными глазами на бледном лице. Она сняла платок с головы, волосы у нее рассыпались. Они у нее вились от воды, под которую она несколько раз попадала. Ома улыбнулась, сказала Косте:
— Большое вам спасибо, товарищи пограничники!
Костя сказал:
— Лейтенант Колосов, — и подал руку девушке. — Вот как приходится знакомиться.
— Малахова, Люба, — сказала девушка, отвечая на его рукопожатие.
— Странно, — оказал Костя, — находимся тут рядом, если по прямой через лес, то всего шесть километров, а ни разу не встречались. — Ему очень понравилась Люба Малахова, и он очень не хотел от нее уходить. — Вы, значит, тут и живете? — спросил он.
— Да, тут. Шестой месяц. Я окончила библиотечный техникум, и вот прислали сюда. Работа интересная, библиотека, сами видите, большая. Я всякие конференции провожу читательские. Приезжайте, если будет время.
— Непременно приеду! — сказал Костя горячо, снова пожимая ей руку.
Она так хорошо и застенчиво улыбалась, у нее были такие черные глаза, и такие ямочки на бледных щеках, и такая мягкая маленькая рука, что Костя уже не сомневался, он был уверен, что влюблен в нее окончательно и бесповоротно.
Собрав своих солдат к грузовику, он еще раза три, делая вид, будто что-то позабыл, возвращался к Любе Малаховой, которая хлопотала возле своих книг, все жал ей руку, говорил, что непременно приедет на днях. Она улыбалась, говорила: «Пожалуйста, буду очень рада». Она, наверно, понимала, почему так мешкает Костя, почему третий раз пришел он прощаться, — наверно, понимала, потому что, когда пограничники уже уселись в кузове машины, а Костя открыл дверцу кабинки, она сама подошла к нему. Костя не мог скрыть своей радости. Он несся в грузовике, ничего не видя вокруг, ничего не замечая, в сердце было вроде как на пожаре — горячо, ералашно, шумно и суетливо, хотелось немедленно что-то делать, куда-то бежать, говорить, действовать, действовать. Но на заставе в то утро нечего было делать и невозможно было действовать. Капитан Изотов сказал: «Идите спать, отдыхайте до четырнадцати ноль-ноль».
Костя вбежал в свою комнату и почувствовал такую тоску, какой еще никогда в жизни не испытывал. Смерть матери вызвала совсем другое чувство, тогда было горе, отчаяние, а теперь тоска, тоска, тоска, полнейшая безнадежность. Что же будет? Он — тут, она — там. Между ними шесть километров леса, а по дороге все четырнадцать. И вдруг… да, вдруг она замужем? Вдруг у нее муж, дети? Нет, пропал он, Костя, на веки вечные. Вся жизнь пошла под откос…
Он упал на свою узкую коечку, на матрац, набитый соломой, и лежал так с минуту в полном отчаянии. Но дольше минуты он пролежать не мог. К черту все, к черту ее мужа и всяких там детей! Он знает, что надо делать, и он это сделает!
Он влетел к капитану Изотову:.
— Товарищ капитан! — сказал он, стараясь сдержать волнение. — Я, кажется, потерял на пожаре бумажник. Разрешите съездить?
— Конечно, — ответил Изотов. — Берите коня и махом! Что же это вы такой рассеянный?
Костя летел на коне как сумасшедший, рысью все четырнадцать километров проселочной дороги. Перед самым колхозом «Память Ильича» он остановил коня и задумался: ну что, что он там будет делать? Что скажет? В пятый раз скажет: «я непременно приеду», или: «вот я уже приехал». Какая получится глупость, просто стыдно подумать. Так хорошо и ясно было, когда принималось решение — приехать к ней и все сказать. И как все неясно стало, когда вот она тут рядом, под какой-то из этих крыш впереди.