Субботним утром Оля позвонила в комсомольский комитет завода имени Первого мая, который про себя продолжала называть «папин завод», и попросила, чтобы ей, как члену бюро райкома, оставили один билет на молодежный вечер. Она упомянула, что член бюро райкома, потому что боялась, как бы ей не отказали. Никиты Давыдова на месте не было, девушка, технический секретарь, обещала все сделать, сказала, что билет непременно будет и пусть товарищ Колосова не беспокоится.
Вечером товарищ Колосова была встречена у входа в фойе Дома культуры Никитой Давыдовым, который вручил ей билет и проводил в зал. Олино место оказалось рядом с местом Никиты. Оно было даже не в первом, а в каком-то литерном ряду, перед самой сценой. Оля очень огорчилась этим: ей надо было увидеть Виктора Журавлева, а как его отсюда увидишь? Придется крутить головой, на тебя будут шикать, еще подумают, что ненормальная.
С Никитой была его жена, медлительная молодая женщина в голубом шелковом платье, которое шуршало. Никита познакомил с ней Олю: «Оля. Нина». Нина принялась расспрашивать о чем-то, Оля не сразу даже поняла, что ее расспрашивают об условиях приема в аспирантуру. Оля все оглядывалась по сторонам. Зал был громадный, народу в нем было, как сказал Никита, не менее восьмисот человек, и среди бесчисленного множества парней и девчат отыскать Журавлева оказалось делом совершенно безнадежным. Если бы, конечно, можно было уйти от Нины, да походить одной по всем фойе и гостиным, да еще в курилки заглянуть, то, может быть, он бы и нашелся. Но как тут уйдешь?
Варя была права: выступали артисты, показывала себя заводская самодеятельность, все было, как всегда на молодежных вечерах в клубах, и, как всегда, после концерта начались танцы. Оля даже на танцы осталась, лишь бы увидеть Журавлева. Но его не было, и она ушла расстроенная. Шла по улице и думала: «Как все это глупо, как нелепо и противно! Получается ведь так, будто она бегает за этим парнем. Отвратительная история, мерзкая. Надо увидеть его и покончить, покончить со всей этой чепухой».
Воскресенье Оля провела не выходя из своей комнаты, была злая, раздражительная. Отец и Варя сидели вдвоем в столовой; отец принялся что-то играть на пианино одним пальцем. Оля узнала мелодию песни про калитку. Потом Варя и отец ушли гулять. Оля все сидела и смотрела в окно и с удивлением ловила себя на том, что в голове у нее нет ни одной сколько-нибудь определенной мысли, все какие-то обрывки, да и те заслонены чем-то серым, нудным, бесконечным. Это серое, нудное, бесконечное было ожиданием понедельника.
В понедельник чуть свет Оля, вместо того чтобы ехать к себе в институт, вслед за Варей отправилась на завод.
— Что-то ты к нам зачастила! — удивился Никита Давыдов, когда она пришла к нему с просьбой заказать ей пропуск.
— Ничего не зачастила, — ответила Оля бодро. — Просто мне надо срочно увидеть Стрельцову. Знаешь, из лаборатории? Это моя подруга…
— Ничего не понимаю, — сказал Никита. — Она мне говорила, что живет у вас…
— Ну, конечно, у нас, — перебила Оля. — Но она уже ушла, когда выяснилось… Ну, в общем выяснилось обстоятельство, о котором я непременно должна ей сообщить.
— Кто-то из вас что-то путает, — сказал Никита, удивляясь все больше. — Или ты, или она. Ничего не понимаю. Она же в субботу была на заводе в последний раз, приходила в партийный комитет сниматься с учета, зашла ко мне, попрощалась, сказала, что с понедельника выходит на работу в институт металлов, что твой отец взял ее туда…
Оля сидела красная, она понимала, что поймана на вранье; что же делать, надо врать дальше.
— Мы с ней в ссоре, — сказала она. — Три дня не разговаривали. Я, конечно, слышала, что ее хотят в институт. Но что уже взяли, от тебя от первого слышу. Что ж, придется ехать в институт. — Оля встала, стараясь изобразить на лице хотя бы нечто похожее на улыбку, и ушла.
На улице она впала в полнейшее отчаяние. Ну зачем ей понадобилось это глупое вранье? Сказала бы: надо повидать Журавлева — и вот давно бы уже с ним разговаривала возле его третьего мартена. Сколько раз давала себе слово не врать, быть такой, как отец, который везде и всюду говорит правду, и от этого ему гораздо легче жить, чем ей. Как же быть теперь, неужели нет никакого выхода из нелепого положения?
Оля пошла в райком комсомола, и там, в картотеке, ей нашли домашний адрес Журавлева. Она сказала, что Журавлев ей очень нужен, потому что его хотят пригласить в институт, чтобы он рассказал студентам о производстве стали.
— Уж лучше бы пригласили твоего отца, это известный сталевар, — сказала заведующая сектором учета. — А то придумали тоже! Что Журавлев понимает? Закрыть заслонку, подбросить чего-нибудь, подать кочергу. Смешно!