— Спокойнее. Молчит?
— Ругается, тварь!
Делаю знак охране. Мгновенно передо мной кладут чурбак, на который притягивают руку пленника. Беру поданный мне молоток, повторяю:
— Имя?
Тот шипит сквозь зубы нечто непроизносимое, и по багровеющему виду Льян видно, что это нецензурно. Тюк!
— Ыыыыы!
Молоток плющит ноготь указательного пальца. Брызгают крошечные капельки крови. Повторяю:
— Имя.
Теперь можно понять. Захлёбываясь, тот торопливо выпаливает:
— Гырк…
Дальше меня не волнует.
— Сколько вас было?
Снова каркает девушка, переводя мой вопрос. Тот снова молчит. Тюк!
— Уууууууууу!!!
Замахиваюсь, но рёсец начинает тарахтеть, словно запись, пущенная по кругу. Льян внимательно слушает, время от времени донося до меня смысл его слов:
— Восемь тысяч воинов. Тысяча конных. Тысяча лучников. Три тысячи — тяжёлая пехота. Остальные — лёгкие воины. В обозе — два требучета…
— Достаточно, Льян. Спроси его, что слышно по поводу других подкреплений мятежникам?
Девушка тарахтит, а я многозначительно поигрываю молотком. Расширившиеся до состояния круглости узкие глазёнки полный таким ужасом, что тот выплёскивается через край. Ответное шипение–рычание, и 'специалистка' переводит:
— Готовится большая армия. Он точно не знает, но вроде как даже обещают королевскую гвардию.
Это мне непонятно, и поэтому я переспрашиваю, на этот раз её:
— Что значит, королевская гвардия?
…Что‑то девочка сбледнула с личика…
— Мамонты. Боевые мамонты империи.
— Мамонты?!
Переспрашиваю я её, и, дождавшись утвердительного кивка, начинаю смеяться:
— Боги! Да поскорей бы уж! Ха–ха–ха!
Льян с удивлением смотрит на меня, и глаза у неё тоже становятся круглыми от изумления. Наконец, успокаиваюсь:
— Ладно. Всё–всё. А раньше никого не будет? В смысле — противника?
Снова тарахтящее шипение рёсской речи, и я задумываюсь на тем, что попади я в империю, мне бы пришлось куда хуже: даже после единственной попытки произнести полностью имя этого Гырка, у меня зверски заболели связки и запершило в горле.
… — Вроде как должен подойти отряд пехоты. Но небольшой. Всего пять сотен. И это не рёсцы, а фиорийские бароны.
Киваю, что услышал. Ладно. Пора заканчивать.
— Уберите этого, ребята, пока в сторонку. Послушаем остальных…
Выводят другого. Худой, даже болезненно худой, можно сказать, и глаза злые, до безобразия.
— Имя?
Тюк! Молчит. Тюк! Тюк! Ах ты ж, сволочь!
— Поднять его и посадить на пень.
Солдаты переглядываются, но выполняют приказ.
— Льян, ты знаешь, чем отличается мужчина от женщины?
Неожиданно девчонка багровеет, но кивает в знак согласия. Протягиваю руку, разрезаю неприятно пахнущие штаны, высвобождая сморщенный стручок пленного между ног. Затем снова беру молоток:
— Не дойдёт через голову, дойдёт через ноги…
Тюк! Левая тестикула плющится. Непередаваемый звук, напоминающий сглатывание. Потом глаза пленника закатываются под лоб. Сержант смотрит на него, отворачивается:
— Перестарались, сьере капитан. Готов он.
— Думаешь? А вот если я ему добавлю по второму? Оживёт?
— Мертвец?!
— Ну, разумеется, сьере капитан.
— Вот сейчас и проверим…
Замахиваюсь молотком, и тут неожиданно мертвец орёт благим матом на чистейшем фиорийском:
— Не на–а-адо!!
И глазки сразу появляются, и сам оживает. Все смотрят на него, раскрыв рты от изумления, хорошо, что хоть не развязали. Этот рёсец всё сделал идеально. За исключением одного — когда я заикнулся о втором, гхм, яичке, нервы сдали, ресницы дрогнули. Льян настораживается — ни дать, не взять кошка, вздыбившая шерсть. Потом поднимается, смотрит на меня, я киваю, в знак согласия. Девушка рвёт на пленнике халат, обнажая грудь. Там татуировка в виде лапы дракона. Или кто тут водится? Она даже присвистывает от возбуждения, кончик носа бледнеет — чего это она так вдруг так разволновалась.
— Твой клиент, Льян?
— Да, сьере капитан. Точно, мой. Ближний слуга владык.
— Ого! Тогда да. Тебе помочь? Я знаю ещё пару штук. От них даже мертвецы разговаривают. У нас на Островах долгими зимними вечерами делать нечего, вот и придумываем всякие способы…
Цинично улыбаюсь, отмечая при этом, как сереют лицом прочие пленники. Отлично. Зато запираться не станут.
— Ладно, девочка, убирай своего, и давай быстренько покончим с остальными. Договорились?
— Разумеется, сьере капитан…
Полчаса спустя пленников развешивают на ближайшем дереве, и три трупа живописными украшениями свисают с толстых веток. Приказ Императора должен быть выполнен чётко и недвусмысленно. Рёсцев и тушурцев в плен не брать! Даже те, кто сейчас копает огромную могилу, скоро сами упокоятся в ней. Хотя. На мой взгляд, их расстреливать расточительно. На рудниках и копях не хватает рабочих рук. Да и восстанавливать разрушенные города, дороги и мосты тоже кому то нужно… Подать докладную Неукротимому? Впрочем, насчёт пленных будем разговаривать потом, когда чаша весов перевесит на нашу сторону окончательно. А пока они нам — обуза. И есть приказ… А как часто, Сергей, преступления оправдывались приказами? Вспомни историю… И что? Ты — военный. И ты обязан выполнять приказ. Сначала выполнить, потом опротестовать. Ага. Именно что не всегда можно исправить то, что исполнено… Рефлексируешь? Чистоплюем заделался?! Лучше вспомни, через сколько деревень с оградой из черепов ты прошёл по дороге? И сделали это те самые испуганные, покорные пленные! Ну, пусть не они лично, а их соплеменники! Но их товарищи! И те, кого убивали, с кого сдирали кожу, кого насиловали и пытали — они тоже просили пощады! И не получили! Так что, капитан дель Стел, отдавайте приказ, и хватит! Вам ещё разбираться с бумагами и трофеями. А уже темно! И утром — снова марш! До Тираса. Большого города, в котором почти двадцать тысяч обитателей, и где прочные высокие каменные стены, толщиной в метр с лишним. И шесть башен, на которых стоят большие требучеты. А ещё — машикули, две сотни стражников, четыре тысячи ополченцев, плюс дружины местных баронов. Вот и подумай, нужно ли тебе уменьшать свои пять тысяч солдат, чтобы выделять конвой этим плоскомордым!..
— Как закончат закапывать мертвецов — пусть их кончают.
Мёртвым голосом отдаю я распоряжение. Марк, начальник штаба, неожиданно радостно воспринимает распоряжение. Похоже, у всех фиорийцев ненависть к рёсцам в крови. Младший лейтенант довольно кивает и уходит во тьму. Кроме охраны со мной никого. Что же, пора и мне отдохнуть… Поднимаюсь с бревна, неспешно иду по лагерю к своему шатру. Солдаты улыбаются, вскакивают, радостно салютуют. Они счастливы первой победой и тем, что у них нет даже раненых. Пара царапин у самых несчастливых не в счёт — они даже в лазарет не пошли. Захожу в шатёр, поставленный для меня. Устало усаживаюсь на походную кровать. Чувствую я себя мерзко. До жути противно…
— Эй, кто‑нибудь, там, принесите мне натты!
Кричу я в плотно задёрнутый полог. Слыша суета, топот торопливых шагов. Расстёгиваю китель, сдираю с себя пропотевшую нижнюю рубашку. Эх, сейчас бы искупаться…
— Ого! Сьере капитан, не думала, что у вас такие…
Оборачиваюсь — на пороге с подносом, на котором источает аромат кувшин с наттой, стоит Льян, зачарованно уставившись на мой торс.
— Поставь поднос и можешь идти.
Отворачиваюсь я к кровати. Эта зараза вошла совершенно бесшумно, я даже ничего не услышал. Так и убьют ведь… Слышу, как она ставит поднос на столик, а потом неожиданно тёплая ладошка касается моей спины. Я не двигаюсь, просто бросаю:
— Уходи. Этим дело не исправишь.
— Почему? Я же красивая!
— И что? Знаешь, иди. Пока я тебя не выбросил отсюда.
— У тебя не получится.
…О–ххо, девочка… Что ты обо мне знаешь? Ничего. И особенно, о моей реакции и скорости рефлексов. Я же пилот космического истребителя…
— Не будем проверять, что у кого получится. В любом случае, спать с тобой я не собираюсь. Хоть ты тресни. У меня нет привычки укладывать подчинённых в постель. Уходи.
Чувствую, что ладонь задрожала. Затем убралась. Пахнуло свежим воздухом. Неторопливо оборачиваюсь — ушла? Да. Шатёр пуст. Хвала Богам. Хочет — пусть бесится. Но она будет последней женщиной, на которую я залезу. Русский оскорбления не прощает никому…
Глава 9.
И так, впереди большая драка. Но насколько я могу судить, практически последняя достаточно серьёзная. Если навалять имперским войскам от души, заодно завалить всех мамонтов, Ымп задумается надолго. Что на самом деле мамонт? Мне вот повезло с ними познакомиться очень близко. Как? Откуда? Это уже другой вопрос. Надо сказать, что в школе мне пришлось по некоторым причинам, не суть важно, записаться в кружок биологии. Впрочем, ничего секретного тут нет — нравилась мне одна девочка, и чтобы завоевать её сердце, я и вступил в данное сборище, хотя, если честно, терпеть не мог ни биологию, ни все её производные. К гордости моей школы, шефство над ней имел Имперский Институт реликтовой флоры и фауны. На мою больную голову… Короче, досталось мне ухаживать за воссозданными из найденных когда то останков мамонтами. Да–да! Теми самым великанского размера волосатыми слонами с кривыми, словно баранки, бивнями. Так вот, мамонт, помимо размеров отличается от всех прочих ещё парочкой любопытных свойств, которые я выяснил опытным путём: первое — они очень тупые. Не успели у них мозги до нормальных слоновьих развиться, и чтобы эта тварь чего‑то сообразила, колотить её нужно долго и упорно. Желательно по кончику хобота. Тогда зверюга что‑то начинает соображать. Но самое главное, второе их свойство — они патологически трусливы. И особенно боятся самых обыкновенных мышей. Хотите верьте, хотите нет, но когда я входил в загон с этими громадами, единственным средством их успокоить было достать из кармана обыкновенную мышь. И тогда мамонты дружно поджимали хоботы и хвосты и давали дёру, а я мог спокойно почистить кормушки и засыпать свежего корма. Никто не мог понять, почему они так слушались меня, ну а я благоразумно молчал, потому что, узнай кто — мне бы грозили громадные неприятности. Подумать только — издеваться над реликтовыми животными! В общем, мамонтов в Институте спасло от стресса то, что я забыл в кабинете, где базировался клуб, тетрадку с домашним заданием по алгебре, и вернулся с полдороги домой… Лифчик был на стуле. Трусики валялись на полу, а из‑под стола доносилось яростное пыхтение и стоны. Любопытство меня и сгубило. Я подошёл и заглянул… Пришлось вызвать скорую помощь. Их, как это говорится, заклинило… Потом было длинное разбирательство, вызов к директору и разговор с родителями. Словом, с биологическим клубом я расстался в тот же миг, уйдя, наконец, туда, куда всегда тянуло — на факультет военной истории, где через год, уже в выпускном, одиннадцатом классе, завоевал первое место по стрельбе из арбалета. Тут то меня и заметили военные, и в военкомате, после полного обследования, предложили пойти в военное училище. Так я и стал истребителем. Вначале была романтика. Как же — космос, звёзды, другие планеты. И даже то, что уже шла война с Кланами, меня не остановило. Учиться было безумно интересно, в этом военные знали толк. Мы просто бежали бегом в аудитории, потому что нам не терпелось узнать что‑то новое. А уж когда начались полёты, то вообще… Многое, конечно, забылось, стёрлось из памяти, но то, что вот эти волосатые гиганты так боятся обыкновенных серых мышей, врезалось в меня навсегда. Поэтому рёсцев ждал сюрприз. Очень неприятный и, в какой то мере, даже смешной…