Женщина бледнеет, умолкает надолго. На целых пять минут. Потом испуганно спрашивает:
— Если мы сдадимся сами, вы многих казните?
— Ни одного. Кроме тех, кто поддерживал старую власть.
— Но и я тоже их сторонник!
— Простите, я неверно выразился, доса дель Спада. Казним агентов Тайных Владык, их слуг. Остальные жители не пострадают.
— А что с продовольствием?
Улыбаюсь:
— Разбив рёсцев, мы захватили много еды. Намного больше, чем нам требуется. Думаю, мой интендант не станет возражать, если мы поделимся с вами трофеями…
Она вновь замолкает, настороженно глядя на меня. Я же с отсутствующим видом гляжу на горящую свечу в подсвечнике. Наконец женщина принимает решение. Она встаёт, я, естественно, тоже. Её головка склоняется в поклоне:
— Я, маркиза дель Тирас, доса Ираи дель Спада, прошу вас, Серг дель Стел, барон дель Ниро, принять капитуляцию моего ленного города и окрестных земель…
…Уф…
— При одном условии, доса дель Спада.
Она испуганно вскидывает глаза, выпрямляется, бледнеет, и я успокаиваю женщину:
— Знаете, в Империи есть такой обычай — после еды пьют натту со сладостями. Мы с вами поужинали, а вот сладкое забыли. Составьте мне, пожалуйста, компанию в этом занятии?..
Мда. Видели бы вы её глаза!..
Глава 10.
— Каждому, кто принесёт десять живых мышей и сдаст их солдатам Империи, будет выплачено два диби!
Городской глашатай ещё раз всмотрелся в текст, написанный на листе бумаги, почесал голову, потом ещё раз посмотрел, повёл плечами и жалобно произнёс:
— Честное слово, люди! Там так и написано!
Громовой хохот собравшейся толпы разрядил напряжение — от первого указа победителей жители Тираса ожидали чего угодно: массовых реквизиций, контрибуций, объявления о казнях и карах, грозящих им. Но только не такого: командующий имперскими войсками объявил награду за обыкновенных живых мышей, которых полно в каждом амбаре или гумне. Он что, сумасшедший? Впрочем, стоящие возле зачитавшего приказ герольда, солдаты одним своим видом внушали почтение и подтверждали правильность услышанных слов. Тот вздохнул, набрал в грудь побольше воздуха, затем развернул второй лист, который ему протянул высокий военный:
— Сим подтверждается, что город Тирас берётся под руку Империи и обязан принести клятву верности Фиори. На территории города действую законы Атти Неукротимого, вводится равная ответственность перед законом для всех сословий, отменяется долговое рабство…
Восторженный рёв донёсся, казалось, до самых небес.
— Отменяется право первой ночи, отменяется барщина и оброк. Отныне каждый серв, простолюдин, подмастерье или ученик купца имеет право покинуть своего хозяина без выкупая, при отсутствии к таковому претензий у власти. Всем детям, начиная с семи лет, надлежит обучаться в школах со второго осеннего месяца и до второго весеннего месяца.
Вопли толпы стали ещё громче.
— Далее — никто не может быть наказан, казнён или убит иначе, чем по постановлению Имперского Суда либо приказа военных властей…
Восторженные крики стали потише, но не прекратились.
— И последнее — в связи с бедственным положением города командующий Восточным Фронтом капитан Серг дель Стел принял решение о бесплатной гу–ма–ни–тар–ной…
Глашатай произнёс незнакомое слово по слогам.
- …Помощи. Главам городских кварталов, старостам окрестных сёл немедленно, в течение дня, подать списки всех жителей под их началом, в которых указать количество едоков в семье, их пол и род занятий. Попытка скрыть что‑либо карается по законам военного времени казнью через повешение.
Шум толпы мгновенно затих, и вновь воцарилось угрюмо–напряжённое молчание. Глашатай заторопился:
— После подачи списков обитателей согласно им главы семей и старшие, смогут получить по этим записям продовольствие в обозе армии Имперских войск по числу едоков из расчёта про–жи–точ–но–го ми–ни–му–ма…
Напряжение мгновенно утихло, потом чей‑то недоверчивый голос из задних рядов спросил звонким голосом:
— А расплачиваться чем? За еду?
Вперёд шагнул опять высокий военный:
— Ничем. Просто проследите, чтобы вас не обманули, и всё. Сказано же — гуманитарная помощь. Значит, бесплатная. И про мышей не забудьте. За них платим честно.
Народ стал переглядываться, перешёптываться, недоверчиво смотреть друг на друга. Но имперец продолжил свою речь, поясняя самым бестолковым и тупым:
— Список нужен, чтобы отметку сделать, кто уже получил, а кто нет. Это первое. Потом — надо знать, сколько продуктов дать. Много пока не можем, потому что сами понимаете — большого обоза нет. Но по мешку муки на семью выделим, масла там, молока детишкам.
— Ха, мешок на семью! Да у меня детей пятеро, да брат безногий, и сноха безрукая. С ней рёсцы позабавились — пальцы отрубили, одни культяпки остались! И бабка, и дед парализованный! Насколько нам того мешка хватит, скажи, солдат?
Вперёд протолкался жилистый сухой мужчина с грязной бородой, но в чистой, хотя и старой с заплатками, одежде. Выслушав пламенную речь, сержант Рорг, а это бы он, спокойно парировал:
— Мука даётся из расчёта мешок в пятьдесят имперских килограммов на троих на неделю. Но сразу говорю — за воровство, за попытку продажи на рынке, за спекуляцию, за обман при составлении списков, виновных в этом будем наказывать без всякой жалости. Империя строга, но справедлива — не воруй, не ленись, работай честно, и она к тебе со всей душой. Честному человеку бояться нечего. Работай только. Хочешь — на земле. Хочешь — на мануфактуре.
— Так земель у нас — раз, два и обчёлся! Всё–равно придётся на поклон идти к лорду!
— Все земли лордов подлежат переделу. Это тоже закон. Далее — ни один лорд не имеет права заставить вас бесплатно работать, только за плату! Причём, по имперским стандартным расценкам! Больше платить можно. Меньше — запрещено под страхом виселицы!
Голос сержанта прогремел последние слова, словно через усилитель — тишина на площади стояла просто гробовая. Где‑то крикнула ворона, и тут же добрый десяток камней пробарабанил по тому месту, где сидела глупая птица. Чёрные перья разлетелись в разные стороны. Птица обиженно заорала, но в следующее мгновение заткнулась навсегда — метко пущенный кем‑то нож снёс ей голову. Метнулась тень, подхватила упавшую тушку, исчезла в переулках. И едва зрелище закончилось, сержант продолжил:
— Империя позаботится о вас, поэтому просто живите, работайте и соблюдайте её законы. И, сьере, позаботьтесь о том, что списки подали как можно скорее — дети ведь голодные…
Уговаривать разойтись никого не пришлось — с последними словами имперского солдата горожане ломанулись с площади со всей скоростью, на которую были только способны после четырёх дней голодовки. Рорг спрыгнул с помоста, с которого зачитывались указы нового правителя, но замер, потому что перед ним стоял оборванный мальчишка лет семи.
— Дяденька, а если я сирота, скажем? Кто за нас списки подаст? Или нам ничего не положено?
— Много вас?
Сержант мгновенно сообразил, что перед ним представитель городского дна. В войну появилось очень много детей, лишившихся близких. Мужчина присел на корточки, чтобы собеседнику не пришлось задирать голову, положил ему руку на плечо, не обращая внимания на вонь и грязь лохмотьев, в которые тот был закутан:
— С тобой, парень, разговор особый. Ты прав — на вас бумаги составлять некому. И вряд ли кто этим займётся…
Мальчишка опустил голову в жесте безнадёжности…
— Но и голодными вас не оставят. Слово. Собирай своих, и веди в лагерь. За ворота. Часовые станут спрашивать — скажешь, Рорг вас прислал. Запомнил? Главное — всех собирай. Никого не забудь. Понял?
Но мальчишка, против ожидания, не уходил, чего от него ожидали.
— А нас не убьют, дяденька? Чтобы мы не мешали? Обещаете?
Сержант от неожиданности вопроса побледнел — он ожидал чего угодно, но только не этого простого в своей жути вопроса.
— С ума сошёл?! Впрочем, на улице вас тоже не оставят умирать. Всех отправят в Империю…
— В рабство?!
Худое, до болезненности плечо мальчишки напряглось, он приготовился вывернуться и припустить во все лопатки. Но рука солдата словно приклеила его к земле — как тот не пытался, ничего не получалось.
— Тебя не учили, что старших перебивать, не выслушав до конца, плохо? В сиротский дом поедете, парень.
— А там — работать? Задаром?
— Учиться будешь. Получишь умение. Как вырастешь — сам выберешь, на землю тебе садиться, сервом быть, или на мануфактуры пойдёшь. Либо в армию. Я вот, солдатом стал. И не жалею…
Рорг, наконец, отпустил мальчишку, выпрямился: