Лагерь под Пергамом был точной копией лагеря на реке Гебр, – и Спартаку уже казалось, что он никуда не уезжал. Тот же Сцевин, та же муштра с утра до вечера, тот же тяжёлый труд землекопов. В город молодых воинов не выпускали. Ветераны пугали новичков рассказами о Митридате Понтийском, с которым им рано или поздно придётся сражаться. Говорили, что понтийскй царь – великан выше человеческого роста и со звериным рыком; у него на СП инее растёт львиная грива; ни один меч его не берёт, ни один яд не действует на него, потому что вавилонские маги совершили над ним тайные заклятья; чтобы оставаться вечно молодым, он съедает каждый день по сердцу младенца. Доблестный Сулла недавно разбил его, отобрал весь флот и несчётно золота, однако царь продолжает строить козни против Рима и тайно готовится к новой войне, которую не миновать.
– Скорей бы уж, – мечтательно говорил Амфилох. – Так хочется разбогатеть.
Восьмая декурия считалась образцовой, и однажды центурион разрешил главе её Амфилоху увольнительную в город, позволив взять с собой нескольких сослуживцев. Декурион прихватил друзей. Им выдали немного денег, велели держаться кучей и вернуться в лагерь до захода солнца.
– Ну, ребята, теперь мы повеселимся, – весело сказал Амфилох, едва они вышли за ворота лагеря.
Оживлённо обмениваясь мыслями о ждущих ьих удовольствиях, фракийцы затопали к городу.
– Я сто лет не ел жареной колбасы.
– А пил вино, пил много ты эти сто лет?
– Эх, хлебнём…
– Ну вас, обжоры и пропойцы! Я слышал, пергамские девчонки – первые распутницы на свете и берут совсем недорого.
– И пергамских девчонок поглядим.
Спартак с некоторой тревогой прислушивался к разговорам товарищей. Больше все6го ему хотелось поглазеть на пергамские улицы, а потом остановить какого-нибудь прохожего поприветливей и спросить, где тут можно встретить философа. В последнее время юношу одолевало множество мыслей. Позволено ли человеку делать вс1, что ему заблагорассудится? Что будет после смерти? Где центр мира? Где его граница и что за нею? Он иногда спрашивал об этом сослуживцев; те недоуменно молчали. Амфилох посоветовал ему найти философа, то есть любителя мудрствовать, из числа тех, что часто болтают перед зеваками на улицах эллинских городов и могут ответить без запинки на любой вопрос. А ветераны говорили, что в Пергаме философы на каждом шагу.
Едва миновав городские ворота, фракийцы увидели харчевню, и возле её входа цветастую группу уличных соблазнительниц.
– Смотри, смотри! – разинули они рты.
Женщины заулыбались. Одна из них, толстуха в три обхвата с детским личиком, произвела неизгладимое впечатление на Ребуласа. Громадина расплылся в улыбке.
– Вперёд, – скомандовал ему Амфилох.
Толстуху звали Лалагой. Она была такой полнотелой, что молодая её, розовая плоть нависала над браслетами, надетыми когда-то выше локтя. Подхватив лалагу под руки , Ребулас и Амфилох устремились в харчевню; следом за воинами потянулось несколько женщин. Воспользовавшись суматохой и весёлой толкотнёй, Спартак быстро направился вверх по улице.
Наконец сбылось его многодневное желание: он шёл по пергамской улице, радостно озираясь вокруг, сам себе хозяин. Пергам¸один из красивейших городов мира, живописноь расположенный на склонах высокой горы и у её подножья, делился на две части – Верхний горд, жилище богов и властителей, и Нижний, где обитал ьнарод. Фракиец шёл по Нижнему городу. Прямая улица заметно поднималась в гору. Вдоль неё тянулись лавки и мастерские; сквозь широко распахнутые двери видно было, как вертит свой круг гончар и как сидят у станка ковроделы, как раскладывает на полках свежеиспечённые хлебы булочник и как отмеривает купец ткань покупателю. Было утро, и кое-где припозднившиеся уборщики ещё мыли перед лавками мостовую; лишняя вода тут же стекала в люки. Улица, мощёная большими плитами известняка, была чиста, как обеденный стол. Многочисленные прохожие , – слуги, посланные с поручениями, и их хозяев, вышедшие на прогулку, носильщики, школьники, женщины, богомольцы, мелочные торговцы, чужестранцы, всякие забулдыги, при виде опоясанного мечом молодого римского воина опасливо сторонились.
– Счастливчики, – с грустной завистью думал Спартак. – Они даже не осознают, какие они счастливцы, живя в таком городе! Понимаю я, номад, спустившийся с диких гор. Вот бы пожить в Пергаме, хотя бы несколько дней!..