Между тем дома вдоль улицы становились всё наряднее, лавки – богаче. Торговцы зазывно кивали ему, грек-александриец даже схватил за локоть и потащил в свою лавку, наполненную дутым стеклом; трактирщик под вывеской «Ганимед» махал руками и что-то кричал. Застенчиво улыбаясь, юноша прошёл мимо.
Ему очень хотелось остановиться перед какой-нибудь мастерской и поглядеть, как люди делают горшки, растирают благовония, прядут, ткут, строгают и колотят. В одном месте он заметил кузнеца и даже приостановился от радости: кузнец в кожаном переднике сидел перед наковальней, держа в левой руке щипцы с железной болванкой, а в правой – небольшой молоток и, легонько им постукивая, мастерски выделывал что-то изящное, затейливое. А фракиец только и умел, что со всего маху бухать молотом по наковальне! Непреодолимая застенчивость не дала ему не только остановиться, но даже пристальней разглядеть внутренности кузницы. Он прошёл мимо, – замедленно, но всё же мимо.
Навстречу ему двигалась какая-то процессия: несколько жрецов несли изображение Сирийской богини, украшенное пальмовыми листьями; за ними спешили богомольцы. Фракиец посторонился, с удивлением разглядывая неведомую богиню, символы плодородия и материнства, украшавшие её носилки. Стоило ему приостановиться, как сразу же нищий схватил его за руку; другой, полулёжа на мостовой, протягивал к нему усохшую руку. Не поняв, чего они от него хотят, он устремился дальше: он никогда раньше не видывал нищих, в горах их не существовало.
Всё привлекало внимание молодого варвара. На перекрёстке устроился писец и важно что-то писал на куске пергамента под диктовку клиента; к нему выстроилась очередь. Фракиец зачарованно замер у него за спиной: он уже знал, что бывают счастливцы, умеющие читать и писать, и долго любовался чёрными, изящными значками, появлявшимися а пергаменте из-под ловкой руки.
А тем временем солнце поднималось всё выше, тени становились короче. Спартак приблизился наконец к тому месту, где улица упиралась в гору и дальше ступенями круто поднималась вверх. Здесь, у основания горы, с обеих сторон улицы стояли два одинаковых здания , богатые и торжественные: фракиец не знал, что это пропилеи, но подошёл и робко дотронулся до базы одной из колонн. Великолепный камень, прекрасно отшлифованный. Колонна была сложена из небольших блоков, прорезанных глубокими желобками. Должно быть, эти блоки вытёсывали много дней подряд в ближних горах. Их вырубали, обмеривали, скоблили чьи-то сильные, умелые пальцы, , пока из бесформенной глыбы камня не появилось точно задуманное. Смог бы сделать такое он? Если бы его обучили, дали подходящий инструмент… Смог! И от сердца, стиснутого невольной завистью, отлегло.
Впереди высился акрополь: закинув голову и глянув на белый лес колонн, сверкавших на солнце, он почувствовал такие волнение и робость, что ноги его приросли к земле. Варвар, он не смел без колебаний вторгнуться в заповедный мир эллинов… Пока он стоял, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, какая-то старуха, хихикая, тронула его, подмигивая и маня пальцем. Придя в себя, юноша шарахнулся прочь: товарищи предупреждали его, что город кишит притонами, где могут и ограбить, и убить.
Решив поискать дорогу вверх поскромнее, он свернул в поперечную улицу, шедшую вдоль подножия горы. Навстречу ему двигались носилки, в которых восседал римлянин. Спартак видывал до того только римлян-военных и остановился поглядеть на штатского.. Римлянин был закутан в белую шерстяную ткань, – наверно, это и была их знаменитая тога. Его носилки сопровождало несколько охранников: возможно, римлянин являлся должостным лицом при исполнении обязанностей, каким-нибудь сборщиком налогов, к примеру. Прохожие хмуро отворачивались: пергамцы не любили римлян.
Пройдя ещё немного по широкой улице, фракиец увидел греческий храм и толпу богомольцев перед ним. Он не знал, какому божеству посвящено это здание, но почтительно склонил голову. А вдали виднелся ещё храм, и ещё, потом фонтаны, стройные колонны какой-то базилики: улице не виделось конца. Ему вдруг захотелось заблудиться Этот удивительный город вокруг! Эта гора, сердце Пергама, застроенная такими прекрасными зданиями, что он боялся глядеть туда. Сколько поколений мастеров трудилось над созданием всего этого великолепия? Поколений, уходящих в прошлое; они прожили не как трава и не как звери. Они не канули в ничто, ибо создали чудо, имя которому Пергам. Наверно, человеку так предназначено, – создавать. Он тоже бы мог, – если бы обучился. Строить города, – что может быть завиднее такой доли!