– Не вешайте нос, ребята. Скоро увидим подружек.
Так и вышло: Феликс, получив деньги, отпустил в город всю декурию на целый день.
АКРОПОЛЬ
Сослуживцы бодро шагали к воротам, весело обсуждая ожидаемые удовольствия. Ребулас томился по Лалаге, Амфилох хвастал, что тоже приглядел себе подругу, причём бесплатную – дочку сапожника, что живёт невдалеке от харчевни, и советовал Спартаку, не теряя времени, последовать примеру сотоварищей.
– Я женат, – в смущении признался он.
Решив, что он шутит, приятели дружно захохотали. Тогда, чтобы отвязаться от них, он заявил, что свёл знакомство с живущей за углом красоткой.
И вот опять он шёл по знакомой улице. На этот раз фракиец старался не глазеть по сторонам: времени было до заката, а дел по горло. Дойдя до перекрёстка, ведшего к обманщику-гончару, поколебавшись, он решительно свернул и без труда отыскал егог лавку.
При виде молодого воина, которому он так славно всучил втридорога дешёвый кувшин, гончар смешался. Улыбнувшись, Спартак сказал:
– Ты продал мне чудесную вещь.
У гончара отлегло от сердца.
– Правда, дороговато, – продолжал фракиец. – Разницу ты возместишь тем, что научишь меня управляться с гончарным кругом.
Гончар разинул рот. Не теряя времени на пояснения, гость сел за станок и выжидающе уставился на него.
– Воин! – изумлённо воскликнул гончар, боязливо меряя взглядом размах его плечей, – Я готов учить тебя бесплатно, раз ты не презираешь мой труд, – но зачем тебе это?!
Создав свой первый горшок и любовно оглаживая его сырые бока перепачканными глиной руками, Спартак мечтательно сказал:
– Когда-нибудь я вернусь домой и заведу у себя такой же станок. Зимой, а зимы у нас долгие, я стану делать горшки, как ты, счастливый человек. Это замечательное ремесло. Я научу ем у своих детей, и внуков, и правнуков, если боги мне их пошлют.
Ядром Пергама являлась старинная крепость, расположенная на вершине большой и высокой горы. Вследствие неровности местности Атталиды построили свою столицу не по обычному плану, а уступами; греческий город размещался по склонам горы, у подножия которой обитало простонародье; наверху, как великолепная корона, сверкал акрополь. Агора, большая, прямоугольная площадь, отлично вымощенная широкими плитами, с трёх сторон была окружена двухэтажной галереей с лавками; с четвёртой стородны пролегала улица. Если бы не лавки с торговцами и не сновавший повсюду народ, Спартак решил бы, что эта торжественная площадь, украшенная мраморными статуями и алтарями, предназначена какому-нибудь божеству. Здесь торговали купцы со всего света. Завитые и надушённые александрийцы, носатые финикийцы и набатеи-арабы. Вездесущие родосцы и даже индийцы предлагали свои товары – ткани, пурпур, посуду, геммы и статуэтки, изделия из ценной древесины, стекло, лекарства, самоцветы, заморские пряности. Агора являлась выставкой богатств всего мира. Было от чего придти в восхищение.
Замешавшись в пёструю, звонкую толпу, Спартак переходил от торговца к торговцу, любуясь диковинными товарами. Здесь не продавали съестное: овощные, мясные, рыбные рынки располагались в иных частях города. Впрочем, фрукты и цветы продавались тут и там с лотков; повсюду шныряли торговцы напитками, сласьями и пирожками. Фракиец заглянул и в лавки на галерее: в одной торговал ювелир, и были выставлены украшения из индийского жемчуга, аметистов, топазов и изумрудов, египетские скарабеи и многое другое. В соседней лавке благоухало: тут грек торговал пряностями и благовониями. Фракиец шумно вдыхал в свои мощные лёгкие зелёные, синие, пурпурные струи воздуха, и ноздри его трепетали от удовольствия. Тут можно было приобрести индийские кассию и нард, аравийские мирру и корицу, ладан, пахучий тростник с Генисаретского озера, – и всевозможные подделки тоже. Молча протянув монетку, Спартак получил несколько зёрен священного ладана, чей аромат так любят боги. Однако не успел он завершить покупку, как у него за спиной появился сборщик налогов и потребовал уплатить установленный римскими властями налог на торговые сделки. Купец беспрекословно повиновался; удивлённый фракиец вынужден был вторую монету отдать Риму.
На площади он бросил ладан в огонь, плясавший на алтаре, задумчиво наблюдая, в какую сторону отклонится пламя и долго ли оно будет гореть: всё это имело значение, так как выражадл волю богов. Он не знал, какому эллинскому божеству он жертвует, – он жертвовал Пергаму. Ему было грустно. Как много чудес, сотворённых в разных концах света, увидел он сегодня! Курчавые финикийцы изготовляли пурпур, бледнокожие македоняне плавили смолу, мускулистые эллинские каменотёсы вырубали глыбы мрамора, таинственные индийцы ныряли за жемчужинами, – тысячи рук, тысячи глаз, тысячи сердец. Весь мир напряжённо трудился. А он? Что успел сделать он за свои неполные два десятилетия? Ему вложен в руки меч, которым он тяготится, и напророчен ненужный царский венец. Лучше бы гончарный круг. .. Со всем почтением, на какое был способен, он обратился к божеству с мольбой вмешаться и изменить его судьбу. К его удивлению, стоявшая невдалеке статуя Гермеса вдруг ожила: из рога, который бог держал в руке, полилась вода. Спартак изумлённо воззрился на чудо. Знамение? Божество услышало его мольбу? Позднее он узнал, что мраморный Гермес служил пергамцам часами: вода лилась каждые полчаса.