Фракиец стал подниматься по лестнице, изумлённо рассматривая несравненные рельефы Гигантомахии. Хаос из человеческих и змеиных тел . Как прекрасны изображённые существа! Что свело их в смертельную схватку? Он явственно слышал крики и стоны, тяжёлое дыхание бойцов, и сам содрогался. Кто прав, кто виноват? Противники были равно прекрасны.
Поднявшись наверх, объятый трепетным почтением, он прошёл вдоль портика. Возле жертвенника стояли какие-то люди. Не захотев мешать, фракиец направился вниз, желая ещё раз осмотреть изображение битвы. Мрамор, ставший живым, – что за чудо? Колено, которым мраморный юноша опёрся о ступеньку… Колено было черезчур, ещё немного, и всё это оживёт, клокочущее сражение захлестнёт окрестности. Он настолько проникся иллюзией, что попятился и быстро побежал вниз: не стало долее сил смотреть.
Отстояв свой город, тогда свободный и процветающий, от разрушения и погибели, гордые перамцы решили увековечить победу, воздвигнув торжественный алтарь Зевсу Величайшему, для чего были приглашены лучшие скульпторы и архитекторы. Война пергамцев с варварами была уподоблена схватке олимпийских богов с неразумными гигантами – сыновьями Неба-Урана и Геи-Земли. Не захотев обуздать свою низменную звериную прироу, гиганты восстали против светоносной воли олимпийцев и принялись забрасывать Олимп обломками скал и вырванными с корнем деревьями. В неистовом разрушении им стали помогать все низшие божки, демоны и кровожадные звери. Бой был свиреп, олимпийцам пришлось нелегко. Наряду с богами-мужчинами в сражении приняли участие и богини: даже Афродита не убоялась битвы . Ничего этого не знал фракиец.
Пора было возвращаться в лагерь. Оглушённый, ослеплённый сверканием мрамора и блеском золота и и бронзы, подавленный изображениями величественных божеств, он , найдя тихий закоулок, присел на ступеньку, и , обхватив колен и руками, попытался разобраться в мыслях. Невозможно было до конца поверить, что всё это создано людьми. Божественные силы сотворили этот мио. Они вздыбили над городом могучую гору с террасами по склонам, они украсили её белыми зданиями бесподобной, сверхчеловеческой красоты; он и населили эти здания и площади золотыми статуями мудрых старцев и прекрасных юношей, богов и богинь. Мраморные варвары умирали, корчась в муках, поражё1нные эллинским мечом : варварам не было доступа в светлый мир богов. Эллинские божества даже в пылу сражения сохраняли бесстрастное выражение прекрасных лиц: правда и справедливость были на их стороне.
Так сидел он на тёплых ступеньках акрополя, окружённый миром эллинов, но чуждый ему. Мысли вихрем кружились в его голове; когда налетает этот вихрь, тело слабеет, ненужное, позабытое, усаженное на ступеньки.
Потом он медленно пошёл прочь. На агоре торговцы закрывали лавки. Ничего не видя, уйдя в свои мысли, фракиец остановился перед одной из них.. Носом к носу на него уставился какой-то парень. Кто это? Лицо юношеское, круглое, румяное; вокруг головы торчком стоящая рыжеватая щетина. Не голова, а тыква. Рассеянно поморщившись, Спартак заметил, что парень делает то же. Он качнул головой, – парень повторил его движение. Шальная догадка мелькнула у юноши, и он тут же отметил, как изумлённо округлились глазёнки парня. Может ли это быть?.. Парень – его отражение в серебряном диске. Краем уха он когда-то слыхал о женских игрушках – зеркалах, но глядеться в них ему не приходилось никогда.
Значит, таков он на самом деле, а вовсе не то, что думает про себя? Лицо, на котором ещё ничего не написано. Встретил бы такого, прошёл бы мимо, не обратил внимания. Фракиец не мог оторваться от зеркала. Неужели всё, им ранее пережитое, и даже детство, вдруг заключилось в нелепое существо, отражённое беспристрастным диском? Его самолюбие было уязвлено. Он подмигнул, дурашливо выпятил губы, – лопоухий парень повторил все его гримасы. Тогда, глядя на себя в зеркало, Спартак захохотал. Хозяин лавки, наблюдавший за ним, снисходительно покачал головой: сразу видать дикаря; а зубы-то, зубы, – такими камни дробить.