Когда Спартак соял, как было ему велено, а художник работал,, в мастерскую вошло несколько женщин, и среди них девушка, пожелавшая видеть на стене своего дома изображение Геракла. Поверх белого платья и накидки на ней было надето широкое серебряное оплечье, украшенное бирюзой; копну чёрных кудрей стягивала голубая ленточка; словом, она была наряднеё и красивей всех.. Оставив кисти, художник радостно устремился к ней со словами:
– Как ты хороша нынче, Гликера!
Смутившийся фракиец счёл нужным спрятать под плащ голые бёдра древнего героя. Не владея языком эллинов, он не улавливал, о чём щебетали молодые люди. Несколько раз он чувствовал: речь шла о нём. Гликера и Алким поглядывали в его сторону; у девушки было тонкое личико и большие, чёрные глаза; она была очень хорошенькой, но несколько бледной и чрезвычайно хрупкой; тоненький голосок её звенел, как овечий колокольчик. Трудно было не заметить, что молодые люди очень нежны друг с другом. Впрочем, возможно, такое обращение является общепринятым у эллинов.
Когда гостьи удалились, художник объяснил, что его заказчица пожелала иметь в своём доме несколько картин на тему «Геракл и Авга», причём Гераклом должен стать фракиец, а изображать Авгу станет она сама.
– Ты слыхал историю Авги? – спросил Алким. –Жрица Афины, она полюбила Геракла. Её отцу было предсказано, что внук принесёт стране несчастье, и поэтому, когда младенец родился, суровый дед приказал выбросить его на большую дорогу. Дитя нашла и вскормила лань Артемиды, а бедняжка Авга бежала в другую страну, где счастливо вышла замуж за местного правителя. Когда её сын подрос, он разыскал мать. Обрадованная, она назвала его Телефом, и со временем он стал правителем в той стране. Пергамцы чтут Телефа, потому что он – родоначальник наших царей. Впрочем, царей у нас больше нет… -вздохнул он и замолчал.
Из сказанного Спартак понял, что ему придётся ещё не раз придти сюда. Он, разумеется, не имел ничего против.
На следующий день, войдя к художнику в условленное время (центурион, получив ещё одну монету, прямо-таки гнал фракийца в город), юный воин остолбенел. Алким невозмутимо орудовал кистью, а перед ним на ложе, прикрытом звериной шкурой, сидела совершенно нагая Гликера.
– Входи, – сказал художник.
Гликера, е изменив позы, безмятежно улыбнулась фракийцу. Он повиновался, стыдливо опустив глаза, что, кажется, очень развеселило девушку.
– Чудак, – скзал Алким. – Как же иначе мы сможем создавать изображения Елен, Лед, Афродит, если прекрасные женщины не будут позировать нам? = Но, заметив, что смущение варвара не проходит, счёл нужным добавить. – Прикройся, Гликера.
Та со смехом повиновалась.
Она была тоненькой и странной; весёлость в ней быстро сменялась печалью. Позванивали браслеты, нежно звучал голосок, отрывистый смех был лёгок и звонок. Забавляясь беседой с дикарём, молодые эллины спросили у него, нравится ли ему их город. Он ответил утвердительно, увлёкся и, страдая от недостатка чужих слов, начал живописать виденные чудеса, помогая себе жестами и мимикой. Молодые люди терпеливо выслушали иего косноязычие, а потом принялись трещать по-своему, причём так быстро, что Спартак не улавливал даже знакомых слов. Алким говорил:
– Взгляни на этого человека, Гликера. Он счастлив. Как немного надо ему для счастья! А всё потому, что у него нет наших низменных и суетных потребностей. Ты несчастна, потому что твою душу грызёт ненасытимая жажда первенства среди женщин: тебя заботит, что не все мужчины Пергама влюблены в твою красоту. Я несчастен, потому что мне далеко до Апеллеса и никогда не сравняться в иск4усстве со старыми мастерами.
– Эти дети природы так простодушны во всём, – говорила Гликера. – И в любви, наверно, тоже. Они, как животные, способны на вечную любовь, что совершенно несвойственно нам, эллинам. Говорят, варварские женщины, овдовев, умерщвляют себя, чтобы не расставаться с мужьями, – задумчиво вертела браслет на тонкой руке красавица.
– Что совершенно невозможно у людей образованных…
– Увы, мой Алким. Любовь простых людей проста. Где образование истончило вк4ус, а роскошь извратила потребности, любовь – хилое растение. Посмотри, как выносливы полевые цветы, а садовые погибают, едва их забудешь полить.
Художник нежно взял девушку за руки:
– Возврат к природе для нас невозможен. Так будем наслаждаться своей извращённой и и больной любовью, благо она ещё теплится в нас.