Амфилох и Ребулас, заметив его угнетённое состояние, обеспокоились. Оба своей жизнью были довольны. Ребулас дня не мог обойтись без своей толстухи Лалаги , и у Амфилоха дела с дочкой сапожника шли успешно. Посовещавшись, они ешили, что какая-то красотка натянула их приятелю нос, и следует как можно скорее подыскать ему новую.
Однажды, получив увольнительную, Спартак вышел из лагеря: в это время у ворот всегда толпились женщины, торговцы и прочий невоенный люд. Амфилох и Ребулас со своими подружками поджидали его. Девушки – толстая, сияющая, разодетая Лалага и робкая, молоденькая Климена, дочь сапожника, держали за руки третью, на лицо которой было спущено покрывало. Не успел Спартак и шага сделать, как приятели подхватили его под локти.
– Для тебя кое-что приготовлено, – сиял Амфилох.
– Она тебе понравится, вот увидишь, – гудел Ребулас.
Спартак рванулся, но не тут-то было. Весело хохоча, приятели потащили его знакомиться. Девчонки, запищав, захлопали в ладоши. Стоявшая между ними девушка тихо окликнула упиравшегося воина:
– Спартак!
Неповторимый, единственный в мире голос! Он дрогнул: перед ним стояла Ноэрена.
Спартак не мог поверить глазам. Она бросилась ему на грудь; они сплели руки, прижались друг к другу. Друзья, образовав хоровод, принялись скакать вокруг них с криками и хохотом, как безумные. Молодой фракиец и его жена не расцепляли рук, словно боясь опять утратить друг друга.
Потом девушки весело рассказывали, как заприметили возле лагеря Ноэрену, как услыхали от неё имя Спартака, – единственное слово, которое они разобрали, так как она изъяснялась по-фракийски.
Оживлённо галдя, компания ввалилась в свою любимую харчевню, где можно было весело отметить воссоединение супругов. Опьянев, Амфилох и Ребулас объявили, что им завидно глядеть на счастливые лица Спартака и Ноэрены, и что они тоже немедленно женятся на своих подружках, причём Климена запрыгала от радости, а Лалага, уперев руки в толстые бока, принялась хохотать.
Ноэрена рассказала, что уже несколько дней в Пергаме и снимает комнату у одной доброй женщины на улице Двух фонтанов; у неё было с собой немного денег и служанка. Спартак не мог наглядеться на свою жену. На лице Ноэрены лежала печать пережитого: две трещики обозначились вокруг рта. Глаза были прежние – сумрачные, повелительные. Под её взглядом он вдруг почувствовал себя значительным и сильным; радостно засмеявшись, он обнял жену.
– Как ты меня разыскала?
– Меня вело божество, – сдвинув тонкие брови, строго ответила она. – Знай, я посвящена. Отныне я служанка истинного бога.
Ноэрена объяснила, что в святилище на реке Гебр она приобщилась к тайным мистериям орфиков и удостоилась посвящения в служительницы Диониса Загрея. Отныне на ней высокий сан, обязывающий к соблюдению многих правил и запретов.
Несколько обескураженный, Спартак тут же всё выбросил из головы, полный любви и нежности к внезапно обретённой и всё ещё неведомой жене.
КОМАНЫ
В то время проконсулом провинции Азия был некто Мурена. Честолюбивый, алчный римлянин мечтал о славе и золоте, однако царь Понта Митридат, заключив мир с Суллой, честно его соблюдал, не давая втянуть себя в новое столкновение с Римом. Какова же была радость Мурены, когда в Пергам внезапно явился Архелай – лучший полководец Митридата, и осведомил римлян, что под видом приготовления к Боспорскому походу царь готовится к новой войне с Римом, о чём свидетельствует размах его приготовлений. Перебежчик утверждал, что Митридат не готов пока к войне , и подбивал римского наместника напасть на Понтийское царство, суля лёгкую победу и богатую добычу. Мурена благосклонно внимал речам Архелая. Заключая мир с Митридатом, Сулла не закрепил его на пергаменте; формально Рим и Понт продолжали оставаться в состоянии войны, – обстоятельство, вполне устраивавшее проконсула. Мурена ничем не рисковал, соверши он нападение на царя: вряд ли Сулла, занятый Италией и римскими делами, строго взыщет с наместника, если тому удастся урвать немного добычи от заклятого врага Рима. И Мурена решил попытать счастья.