Выбрать главу

– Приобщившись к азийскому культу, ты осквернил свою душу и тело и бесконечно удалился от светлого бога. Ты потворствуешь титаническому началу в себе, заглушая начало Загрея. Ты служишь плоти, нечестивец.

Напрасно он уверял её в обратном.

– Ты поклонился Ма, и отныне на тебе её печать, – негодующе твердила жена.

Огорчённый её отчаянием, не выдержав упрёков, он попросил супругу совершить над ним обряд очищения. Его покорность смягчила её, однако она предупредила, что это не просто, он должен подготовить себя к обряду: месяц смирять гордыню, не злобствовать, не сквернословить и не глядеть на женщин, не убивать даже мухи, не есть мяса и бобов. Вздохнув, он всё ей обещал. Но как обойтись мужчине, да к тому же воину, целый месяц без мяса?

Начальство, узнав о новшествах, заведённых Ноэреной в отряде фракийцев, сочло, что не подобает супругу жрицы Диониса оставаться рядовым воином. Начальнику отряда донесли, что Спартака часто видят возле лошадей, которых он очень любит. В отряде было конное подразделение из трёх десятков всадников, и, недолго думая, начальник назначил мужа жрицы десятником туда.

Получив неожиданное назначение, Спартак был удивлён и обрадован: он очень сожалел о лошадях Ноэрены, которых пришлось продать из-за невозможности переправит ь их через Галис.

Узнав о назначении приятеля, Амфилох погрустнел: ведь у римлян он сам был десятником, а здесь Спартак с лёгкостью его обошёл.

– Но ведь ты всё равно не смог бы стать десятником у конников, потому что боишься лошадей, – постарался утешить его Спартак.

– Ты, что ли, опытный всадник? – подосадовал Амфилох. – Тебя выдвигают ради Ноэрены.

Получить повышение благодаря женщине было обидно; тем решительней молодой командир взялся за дело , принявшись с жаром учить подчинённых всему, что знал сам .Понтийское войско было устроено по греческому образцу. Ядром его считалась тяжеловооружённая пехота; конница играла подчинённую роль. Обычно она начинала бой, стараясь лишить прикрытия и смять край вражеского войска. По ходу сражения всадники в лёгких доспехах, с маленькими щитами, вооружённые фракийскими мечами, стремительно налетая и ударяя с боков, старались отвлечь внимание врага на себя. Цепкий глаз Спартака сразу подметил, что римский строй разумнее фаланги, конным налётом его не расстроишь; римское же оружие превосходит не только фракийское, но и греческое. Сам он был обучен владеть мечом-спафой. Более тонким и лёгким, чем меч легионера, но тут же принялся учить подчинённых и обучаться сам обращению с мечом-гладиусом, страшным римским орудием убийства, массивным, обоюдоострым, с заострённым концом, позволявшим не только убить, но и колоть врага. Но главное, чему учил подчинённых воинов молодой начальник – безусловному послушанию и дисциплине, науке, перенятой им у римлян. Он не давал покоя ни другим, ни себе, начав с того, что научился чистить, холить, взнуздывать коня, задавать ему корм и водить на водопой, трудясь наравне с остальными воинами. Опытных наездников он, не стесняясь, просил обучить его всем тонкостям верховой езды , как если бы он был их подчинённым. Неудивительно, что в ту пору ему сделалось недосуг готовить себя к обряду очищения, а от усталости не хватало сил выслушивать до конца рассказы жены о Загрее.

Нельзя сказать, чтобы в конном отряде обрадовались новшествам. Недоброжелательные слухи о беспокойном начальнике распространились по лагерю и, минуя главу фракийцев, дошли, наконец, до самого стратега. Гордий без предупреждения лично явился на учения в конный отряд: в обычаях этого пожилого воина было разгуливать по лагерю без свиты и ко всему присматриваться. Понаблюдав за десятком фракийских всадников, старавшихся изо всех сил, по сравнению с которыми прочие два десятка явно бездельничали, Гордий резко сказал подскочившим к нему начальникам:

– Отдать всех конников на выучку этому молодцу. Он делает хорошо.

У Спартака дел утроилось. Зато теперь никто не смел жаловаться на трудности учения и тяжёлый нрав учителя. Он был счастлив в ту каппадокийскую пору, в понтийском лагере у реки Галис. Возвращаясь в палатку жены, где вечерами горела масляная плошка, и Ноэрена сидела держа на коленях укутанный горшок с кашей, усталый, валясь с ног, он успевал поговорить с нею и даже сказать несколько ласковых слов.