Действительно, все дети Митридата отличались пригожестью и разнообразными способностями: девочки пели и танцевали, мальчики сочиняли стихи. Самые лучшие минуты жизни царь проводил в детской, когда десятки малышей окружали его, карабкались по его ногам и повисали у него на шее. Но вырастая, дети разочаровывали отца: они становились злы, ленивы, корыстны, завистливы и дружно ненавидели царя. Строптивых дочерей он живо выдавал замуж, а строптивых сыновей заключал в темницу; случалось, с плеч упрямца приходилось снимать голову. Девочки, пожалуй, были лучше, преданней мальчиков.
– Одну новорождённую царевну пусть зовут Митридатис, – распорядился царь. – А другую Клеопатрой.
Царица Стратоника добивается разговора – зачем? Разве не всё сказано и разъяснено?
– Среди доносов нет ни одного, касающегося Неоптолема? – полюбопытствовал царь, легко перейдя мыслями от Стратоники к вельможе.
Нет; но зато есть сигнал о некоем претенденте на царский венец; его арестовали сегодня утром и бросили в подземелье.
Спартак упал с большой высоты , но не разбился, потому что пол был покрыт толстым слоем трухи. Когда глаза его привыкли ко мраку, фракиец увидел, что находится а дне обширного, каменного колодца. Под самым потолком шёл ряд зарешёченных окон, сквозь которые пробивался свет. Цепляясь за камни, Спартак попытался добраться до окна, но до него было слишком высоко, а камни так плотно пригнаны друг к другу, что пальцам не за что было уцепиться. Он прекратил свои попытки, почувствовав, что за ним наблюдают. Люк в потолке был плотно закрыт, глядели не сверху. Внезапно он понял, что здесь не один. В стене было углубление, заделанное решёткой, и там, во мраке фракиец различил несколько странных фигур, сидевших на корточках, лежавших, расхаживавших из угла в угол. Прильнув лицом к решётке, на него глядел какой-то обросший волосами человек. Внезапно дико завопив и не спуская глаз со Спартака, человек принялся грызть прутья решётки. Фракиец отпрянул: перед ним был сумасшедший.
Спартак провёл в подземелье несколько часов под стоны и бормотанье запертых в клетку безумцев. Он не знал, что здесь содержались бунтовщики против царя, и среди них знаменитый Савмак Боспорский, сидевший в страшном подземелье уже четве6рть века, утративший облик человеческий, превратившийся в зверя. Фракиец не знал, сколько времени просидел в темноте. Через несколько часов томительной неопределённости в потолке открылся люк, и оттуда спустили покрытый узлами канат. Не раздумывая и не ожидая приглашения, фракиец вскарабкался наверх; его втащили , и люк за ним захлопнулся.
Сторожа втолкнули его в камеру допросов. Со страхом и отвращением увидел он мрачное убранство застенка. Промашкой сторожей было то, что они не связали его. Схватив за ножки какие-то козлы, фракиец без раздумий запустил ими в двух дюжих костоломов, а двух других встретил кулаками. За грохотом борьбы он не расслышал, как распахнулась дверь, и вошёл человек огромного роста, величавой наружности, в пышном царском одеянии. Забыв о буяне, палачи торопливо распростёрлись на полу перед вошедшим.
Спартак увидел львиную гриву царя, ясный лоб, тяжёлые веки, брезгливо опущенный рот. Он не раз видал Митридата и прежде во время Каппадокийской войны; да и на всех монетах был вычеканен надменный царский профиль. Митридат с некоторым удивлением рассматривал молодого буяна. Спартак преклонил колено.
– Кто таков? – зарокотал могучий голос.
= Моё имя Спартак, – почтительно ответил фракиец, стараясь смягчить свой тоже не очень тихий голос. – Спартак, сын Дромихеты. Я родом из Фракии, у тебя на службе, великий царь, и не знаю за собой никакой вины.
Царь сел и устало опустил на колено прекрасную, сильную руку, унизанную кольцами с камнями, за каждый из которых можно было купить город.
– До меня дошло, будто ты дерзко утверждаешь, что тебе обещана богами царская власть?
Спартак изумился:
– Я говорил про этот лишь одному человеку. Клянусь Дионисом, Амфилох не мог предать! Ведь он мой друг.