– Но ты ещё не видел ни храма в Эфесе, ни колосса Родосского, ни маяка на Фаросе. На свете полно чудес. Возможно, пергамский алтарь Зевса тогда померкнет для тебя.
– Никогда! – задумчиво покачал головой Спартак. – Это видение в моём сердце навсегда.
Его вывели из дворца запутанными переходами прямиком к воинскому лагерю.
Ноэрена ничего не узнала о приключении мужа. Вернувшись, он крепче обычного обнял её и сказал, что был на занятиях. Нежданное приключение следовало забыть, раз оно благополучно закончилось, однако Спартака угнетала мысль, что, судя по всему, доносчиком был Амфилох. Именно в его присутствии Ноэрена толковала о пророчестве, данном супругу, а фракиец видел, что гостя это раздражает. Ерить в предательство близкого приятеля было тяжело.
Жизнь пошла прежним чередом. Спартак с любопытством обучался военному ремеслу и много читал, – уже не по складам, а бегло и внятно, с удовольствием выговаривая звучные эллинские слова. Круг его чтения составляли в основном руководства по военному делу. Он пристрастился разыгрывать в уме знаменитые сражения древности, придумывая новые обстоятельства, находя удачные выходы из введённых им же самим осложнений. Он мог теперь до мельчайших подробностей представить эллинское и римское построения войск, устройство лагеря, особенности вооружения. Наконец, он стал выдумывать новые сражения, взяв себе в обыкновение посвящать этой игре время перед засыпанием. Ноэрена шушукалась со служанкой, либо играла с крошкой Дионисиадой; он же решал, расположить ли резерв на холме или у его подошве, и стоит ли вводить в действие боевых слонов – оружие ненадёжное, могущее обратиться против своих.
Проходя мимо царского дворца, он всякий раз замедлял шаг: фракиец дорого бы дал, чтобы ещё раз увидеть царя, огромные руки в перстнях, рокочущий голос, пристальный взгляд из-под тяжёлых век. Стать бы стратегом, великим полководцем и победить Суллу, – и тогда царь собственноручно увенчает лаврами его склонённую голову.
В синопской общественной библиотеке, куда он зачастил, ему удалось заглянуть в книгу, написанную триста лет назад, – Платоново «Государство». Эллинский философ рассуждал о наилучшем государственном устройстве и живо изобразил идеальное, на его взгляд. Книга увлекла фракийца, и у него зародилось желание иметь список. С некоторой робостью переступил он порог книжной лавки. Там, не без труда, ему нашли книгу Платона. Уплатив и выйдя на улицу, он тут же углубился в чтение: ведь до Платона ему и в голову не приходило, что можно рассуждать о подобных вещах.
Кто-то коснулся его локтя: перед ним стоял Неоптолем, – красивый вельможа, заступившийся за него перед царём. Не обученный обращению со знатным особами, Спартак остался стоять как стоял, – что, возможно, Неоптолем принял за врождённое высокомерие варвара. Осведомившись о его обстоятельствах и удивившись чтению, вельможа непринуждённо предложил наёмнику немного сопроводить его в прогулке по набережной.
Удивлённый Спартак шёл рядом с высокопоставленным человеком. Блеск великого царя лежал на нём. Неоптолем каждый день видел Митридата, мог разговаривать с ним. Вельможа вызывал восхищение варвара и сам по себе изящным обликом, тихой речью, ласковой улыбкой. То оживляясь, то задумываясь, Неоптолем расспрашивал фракийца о его жизни. Едва разговор коснулся книги, Спартак тут же увлёкся и наговорил много лишнего. Неоптолем слушал его с рассеянной улыбкой, а потом вдруг насмешливо спросил, почему спутник завёл его сюда, к рыбным чанам? Спартак и сам не заметил, как в пылу разговора подталкивал собеседника на свою проторенную дорожку. Он смутился; признавшись, что сам часто прогуливается здесь, любуясь складскими зданиями и наблюдая за возведением новых, он спросил вельможу, не беспокоит ли того, что он не архитектор, не художник, не учёный. Неоптолем улыбнулся и отрицательно покачал головой:
– Творчество не главное. Высшая ценность в нашей жизни – гармония души. Жить в мире с собой, уметь быть счастливым. Наслаждаться, как ты, философским трактатом – тоже благо.
Он говорил лениво, не придавая особого значения словам, – они были привычны для него, эти разговоры о вещах совершенно неуловимых, а Спартак был счастлив уже потому, что мог слушать подобные речи, хотя не всё в них звучало согласно с его мыслями.
С того дня Неоптолем взял в обыкновение иногда после занятий в школе брать Спартака с собой на прогулку и беседовать с ним: возможно, наивный варвар развлекал его. Узнав его поближе, вельможа стал доверять молодому фракийцу: тот был так открыт и и надёжен, с таким жаром восхищался всем вокруг, так благоговейно внимал ленивым рассуждениям царедворца, пресыщенного всем на свете, даже философией.