– Такой пустяк, как государственная измена, я бы простил ему. А вот того, что он был лучше всех, я не мог простить. Как человек, я им восхищаюсь и сейчас; как царь, доложен был казнить.
– Ты однажды спросил меня, мечтаю ли я стать царём, – загораясь медленным гневом, начал Спартак. – Так знай: по мне лучше быть последним рабом, чем царём!
И, резко отвернувшись от Митридата, он без разрешения вышел вон. Стража его не удерживала.
– Я устала спасать тебя, – сказала Монима. Она была снова холодна и недоступна, как статуя.
Спартак спросил её напрямик:
– Ты одобряешь казнь Неоптолема?
– Он был ещё безрассуднее тебя! – с досадой отмахнулась Монима.
И она поведала ему о царице Стратонике. Некогда любимая жена Митридата, ныне покинутая, царица жила воспоминаниями и страстной надеждой на блестящее будущее единственного сына. Неоптолем же осмелился беззаконно вожделеть к покинутой царице, надеясь зажечь ответное чувство. Однако напрасно он пытался склонить Стратонику к преступной связи: душа её была полна любовью к царственному супругу. Монима давно обо всём догадалась. Неоптолем понял это и боялся её, оказывая массу услуг, даже заискивая; Спартака он приблизил к себе , желая угодить Мониме. В последнее время Неоптолем отчаявшись добиться своего, задумал похитить Стратонику и бежать к римлянам. Его сообщники под пыткой сознались в этом. Монима заключила:
– Неоптолем посягал на имущество царя. Жена царя, даже брошенная, неприкосновенна. Казнив его, царь поступил правильно. Благодари богов, малыш, что ради просьб Монимы тебя оставили в покое.
– Нет, Монима, царь поступил дурно, – возмутился Спартак. – Разве Стратоника – вещь, которую за ненадобностью можно держать в кладовке?
– Ты неисправим, – вздохнула Монима.
Фракиец не унимался:
– Как мог царь, будучи эллином с головы до пят, поступить хуже дикаря?
– Ох, не сносить тебе этого украшения, – похлопала его женщина по затылку. – Мне овсе не хочется, чтобы ты пострадал и при дворе стали бы говорить о падении влияния Монимы. В своё время ты не послушал меня и не удалился от Неоптолема. Теперь тебе лучше уехать как можно дальше от столицы.
Он не пошёл домой; взволнованный и опечаленный, выйдя из города, он бродил по пустынному мысу, далеко вдававшемуся в море. Уехать… Итак, Синопа извергала его, чужака, как уже изверг Пергам. Ем у никогда не сделаться не только полководцем царя, но даже горшечником в Пергаме. Его заждалась родная Фракия. Но прежде хотелось бы повидать Египет и загадочную общину, обитающую в пустыне, о которой рассказывал Неоптолем. Много чего хотелось …
К ногам его с шорохом устремлялись серые волны; ветер свистел в прибрежных кустах. Он никем не сумел стать в этом мире. Там, на западе, Понт омывает берега Фракии. Где-то во фракийских горах есть долина, в ней хижина и осиротелая мать. Крыша, наверно, течёт, как решето. Ведь пять лет, уже прошло пять лет, как беспутный сын Дромихеты чинил её. Часто ли он вспоминал про мать все эти годы? Часто ли вообще дети вспоминают родителей? Но разве думаем мы о воздухе, которым дышим? Какой Египет, зачем? Сесть на корабль, распустить паруса, плыть на запад, пока нос корабля не уткнётся в тёплый бок Фракии . Снова обрести родину и себя.
Через несколько дней его известили, что он назначен в распоряжение наместника Боспора. Спартак догадался, что это Монима намеренно выхлопотала ему глухой уголок.
Ноэрена внезапно обрадовалась перемене в их жизни.
– Знай, – таинственно сообщила она. – Боспорским царством, пока его не завевал Митридат, правили Спартокиды. Твоё имя Спартак. Это неспроста. Возможно, ты принадлежишь к их царскому роду, а, значит, имеешь право наследовать правителям Боспора.
– Ноэрена! – попытался он её остановить.
– Ничего не хочу слышать! – зажала она уши. – Богами предсказано тебе царское величие. Уж если скиф Савмак провозглашал себя царём, и боспорцы поддерживали его, тебе, Спартаку, поверят и подавнор.
– Ты хочешь моей погибели, жена? – удивился он. – Вспомни оракул: мне обещана злая гибель по достижении этого непрошенного величия.
Она осеклась. Сев рядом с Ноэреной, он взял её за руку.
– Какой ещё Боспор? Я задумал другое. Мы вернёмся во Фракию.
Объявив о своём отплытии в Боспор, фракийская чета принялась готовиться к тайному бегству. Спартак договорился с капитаном приплывшего из Византия корабля, чтобы тот, едва наладится погода, взял с собой двух путешественников, желающих посетить развалины Илиона. Только бы добраться до Византия, а оттуда уже недалеко до родных мест. Оба без сожаления покидали уютный синопский дом. Из всей утвари Ноэрена взяла с собой только милые глиняные фигурки, так радовавшие её. Спартак втайне от жены несколько ьраз ходил на конюшню прощаться со своим жеребцом.