«Нашему высочеству, из донесения подчиненного нам командующего пограничными войсками, полковника Абдул Раим-хана, стало известно, что с территории вашего государства на территорию Высокого Независимого Афганистана проникли джемшиды в количестве около пятидесяти всадников и в районе Чильдухтарана похитили шесть баранов, две лошади и одну женщину, имеющую данного ей богом мужа. Таким образом, муж погружен в печаль, бараны и лошади исчезли. Дабы не омрачалась дружба между двумя Высокими государствами, наше высочество надеется, что вы, ваше превосходительство, отдадите приказание вашим храбрым и славным войскам изловить и наказать виновных, а женщину, лошадей и баранов вернуть нашему пограничному начальнику.
Поручаю вас богу…»
Теперь Мухаммед Сервар-хана сменил новый наместник, молодой генерал, получивший европейское образование и призванный осуществить реформы в провинции.
Для всех знатных путешественников, въезжавших в Герат или выезжавших из него, считалось обязательным сделать остановку в парке, у могилы Джами. Местные афганские власти здесь же устраивали официальные встречи и проводы.
Огромная надгробная мраморная плита лежит на возвышении и окружена ажурной оградой, которая издали кажется почти прозрачной. Поднявшись по ступеням, посетитель через маленькую дверь в стене проходит в аллею старинных кедров. Эта аллея, или, вернее, целый парк, закрытый со всех сторон, располагает к сосредоточенному уединению. И действительно, здесь повсюду видны фигуры людей, задумчиво сидящих под тенью огромных старых деревьев. Можно легко представить себе, что когда-то это место было убежищем философов и ареной поэтических соревнований.
Многочисленная персидская колония очень заботливо относится к этому парку. Пожалуй, ни у одного народа нет такой склонности к поэтическому творчеству, как у персов, и трудно сказать, кто еще так хорошо знает и так горячо любит своих поэтов, как они.
Поэтому мы не удивлялись, когда часто заставали здесь персидского консула Мухаммуль-Мулька, окруженного толпой местной шиитской интеллигенции, за чтением вслух стихов Джами, Саади, Гафиза и Омара Хайяма.
Мы спешились. У входа в парк нас встретил новый генерал-губернатор, красивый, полный, выхоленный мужчина. Генеральский мундир сидел на нем отлично. Я вспомнил старика Мухаммед Сервара в парадном красном мундире времен королевы Виктории, с огромной звездой, напоминавшей серебряную тарелку, в белых штанах, которые висели складками, и в большой каске с перьями. Опираясь на золотую саблю, старик тоскливо оглядывался вокруг, мечтая о том часе, когда он сможет снова надеть простую рубаху, штаны, туфли на босу ногу и улечься на свои подушки и ковры.
Новый наместник на отличном английском языке сказал нам несколько напутственных фраз, мы выпили по чашке зеленого чая и тронулись дальше. И вот мы уже среди гор, снежные вершины которых окутаны туманом, а подножия скрываются в буйной зелени цветущих деревьев.
Дорога становится все у́же, круто спускаясь к ложбине бурной реки. Лошадь подо мной осторожно перебирает ногами и вздрагивает, когда мелкие камни катятся вниз.
Караван вытянулся в длинную цепочку. Теперь он двигается по узкому берегу реки, которая с грохотом, в пене летит вперед, как будто перескакивая через камни. Высокие горы поднимаются над нами. На противоположном берегу среди скал показались три всадника в чалмах и темно-синих куртках, перекрещенных пулеметными лентами, с карабинами за спиной. Позади виден четвертый, с трехугольным значком племени на древке. Всадники медленно снимают карабины. Слышится гортанная команда — солдаты все, как один, берут винтовки на руку и щелкают затворами. Погонщики соскакивают и хватают вьючных лошадей за узду. Но никто ни в кого не стреляет. Передовые лошади вырываются из ущелья на широкую дорогу, а вслед за ними спешат остальные.
К вечеру мы прибыли в Чильдухтаран. Открылись ворота рабата, окруженного высокой глинобитной стеной, появился афганский караул, заиграла труба, рассыпалась барабанная дробь. Во дворе вокруг костров сидели люди, стояли вьючные лошади, верблюды. Под навесами работали кухня и чайхана. По всему двору бегали слуги в белых штанах, туфлях с загнутыми носами и чалмах, концы которых развевались по воздуху. Приезжим разносили шашлык, плов и пиалы с чаем.
После ужина мы вышли во двор. Среди большой толпы паломников, направлявшихся в Мекку, играл оркестр бродячих музыкантов и танцевал «бача» — мальчик с завитыми волосами, подкрашенными глазами, одетый в женское платье.
Комары тучами вились вокруг костров, осаждая людей. Накомарники и перчатки не спасали — комары пробирались за ворот, влезали в рукава, жалили сквозь тонкую материю, из которой была сшита одежда.