Вскоре после заключения Брестского мира с панской Польшей полпредом в Варшаву был назначен старый большевик Леонид Леонидович Оболенский. Это был уже пожилой мужчина, высокий, полный, представительный, с выхоленной бородой, солидным животом, барскими замашками, с большими карими навыкат глазами, великолепный знаток музыки, живописи и, по слабости человеческой, любитель поесть, да к тому же еще и давно истосковавшийся по тонким блюдам. Прибыв в «Римский отель», где преимущественно останавливались польские помещики, и переодевшись, Оболенский торжественно проследовал в ресторан. «Вельможные паны» все, как один, повернулись, рассматривая представителя большевиков. Оболенский рассеянно оглядел шляхтичей, сидевших за столом, и вдруг взгляд его оживился. Он увидел того, кто был ему нужен — метрдотеля. Знак рукой, и тот склонился над его плечом. Леонид Леонидович оправил бороду, выпрямил широкие плечи, поглядел большими, карими очами в окно и сказал ему:
— Сегодня покушал бы я перепелов, только крылышки надо подать отдельно, поджарив их в сухарях. До этого приготовьте навагу с цитронами. Перед навагой съел бы я паштет с трюфелями и немного икры черной, только чтобы зерно было крупное. Подавать ее нужно на льду, сверху посыпать зеленым луком. Если есть крупный редис, принесите, только его нужно разрезать, в серединку — масло, сверху — пудра из соли. Ну и мелочь еще всякую поставьте: грибки белые, огурчики, салат свежий без яиц. Фаршированные яйца подадите отдельно, кильку маринованную, только без головы, польете ее сверху соусом из вареного уксуса с лавровым листом, обложите каперсами. Да к той кильке подадите польскую старку, только настоящую, а не ту, что подделывают в «Наливках»…
Уже давно вельможные паны, сидевшие за соседними столиками над чашкой кофе или рюмкой наливки, с почтительным недоумением прислушивались к тому, что говорил советский посол. Все это никак не связывалось с их представлением о «большевицах», какими их изображала правительственная пропаганда буржуазной Польши. Такой завтрак мог заказать только «грабя»[13]; к тому же усы, борода, внешность, сама фамилия — Оболенский — все говорило о том, что «пан амбасадор» был наишляхетского происхождения.
Что же касается самого Леонида Леонидовича, то он, заложив салфетку за жилет, принялся за дело, изредка поглядывая не без лукавства на соседей.
Вскоре, проездом в Берлин, Чичерин остановился на несколько дней в Варшаве, и его пригласили ознакомиться в числе прочих достопримечательностей города с национальной галереей. Директор этого музея, видный пан, получивший этот пост по протекции одного из всемогущих «полковников» из окружения Пилсудского, во фраке и с цилиндром в руках, на плохом французском языке давал объяснения. Чичерин посматривал на него близорукими птичьими глазами поверх очков, а Оболенский поглаживал свою пышную бороду.
И Чичерин и Оболенский были первоклассными знатоками музыки и превосходными пианистами. Но Чичерин был влюблен в Моцарта, а Оболенский — в Бетховена. Накануне между ними произошел спор по музыкальным вопросам, и польская обслуга «Римского отеля», разумеется, внимательно за ними следившая, оказалась в полной растерянности, когда из апартаментов «пана амбасадора», где находился и «пан министр», полились, перемежаясь с громкими голосами спорящих, бурные звуки разыгрываемых на рояле музыкальных пьес. Какой нужно было из этого сделать вывод, никто не знал. Итак, директор музея, указывая на одну из картин, продолжал:
— Здесь пан министр может видеть две работы знаменитого испанского живописца Франциско Гойи — «Портрет знатной дамы» и офорт «Тореадоры»…
Георгий Васильевич взглянул на него, потом внимательно посмотрел на картины и своим высоким голосом вдруг произнес на превосходном французском языке:
— Вы ошибаетесь, господин директор: этот портрет не подлинник, а копия с картины Гойи, сделанная, надо думать, после смерти художника одним из его учеников. Подлинник — в мадридском музее Дель-Прадо. Что касается офорта, то и это тоже очень хорошая копия. Почти вся серия Гойи «Тореадорство со времен Сида», написанная им в тысяча восемьсот первом году и состоящая из тридцати листов, находится во дворце герцога Альбы… Впрочем, герцог мало интересуется картинами, он собирает коллекцию перчаток…
После этого наступила некоторая пауза. И пан директор уже молча повел гостей в остальные залы…