Рудометкин поднялся на возвышение и начал проповедь.
Теперь это уже был не тот сонный, еле ворочавший языком одутловатый мужик с заплывшими глазками. Он говорил властно, убедительно. Смысл же его проповеди заключался в том, что Христос из поколения в поколение воплощается в каком-нибудь человеке. Теперь именно он, Рудометкин, является тем, в ком воплощен христов дух. Все же присутствующие — его духовные дети, которые должны жить честно, не обманывая друг друга, как «голубь с голубкой», и не грешить, в частности, не употреблять мясного, не пить спиртного, не курить «табачного зелья» и не думать о мирских делах, кроме тех, которые необходимы для материального обеспечения их существования и интересов общины.
Все это было примитивно, наивно, но, видимо, доходило до слушателей, ибо они вздыхали, и кое-кто из них вскрикивал: «Истинно так!»
Закончив свою проповедь, Рудометкин воскликнул: «Мир вам!» — и благословил их, отпуская. Они вышли в том же порядке, как и вошли, — женщины и мужчины отдельно, друг за другом.
Минут через пятнадцать, когда мы вернулись в комнату, Рудометкин вошел к нам попрощаться. Это опять был тот же самый сонный, медлительный мужик, каким мы его увидели в первые часы знакомства.
Я спросил его:
— Это что же, и весь обряд радения?
Он зевнул и перекрестил рот:
— Почему же… Это малое радение, бывают и иные, по другому обряду…
Когда мы легли, я услышал, как на соседней кровати ворочается мой спутник латыш.
— Вы что, Краудис, не спите?
— Фот сфинья! Морочит колофу нароту. Попал бы он мне в лапа, я пы показал ему, какой ф нем сфятой тух!..
— Потому-то он и его последователи и не собираются переезжать в Россию. Здесь, в этой оторванной от всего мира деревне, на чужбине, за глухими заборами, еще долго будут царствовать Рудометкины…
Рано утром мы тронулись в путь. На берегу реки Арпачай стояли последние турецкие посты. Мороз все крепчал. Бекеша, валенки, меховая шапка, рукавицы — все одеревенело. Турецкий майор, с лихо закрученными усами, пригласил меня в какую-то хибарку, где потрескивала раскалившаяся докрасна чугунная печурка, предложил кофе и сообщил, что на той стороне меня уже ждут…
Примерно через полчаса я встретил представителей штаба дивизии и горсовета, пересел в машину и вскоре оказался в квартире начдива, у которого, по случайному совпадению, в этот день праздновали день рождения его жены…
Только тот, кому приходилось подолгу жить за границей, может понять, что это такое — снова увидеть своих, советских людей, услышать родную речь, зайти в местный партийный комитет.
Однако надо было спешить. На путях стоял длинный состав, груженный орудиями, ящиками со снарядами, патронами и винтовками. Некоторые вагоны были открыты, и в них, свесив наружу ноги, сидели турецкие аскеры. Этот транспорт направлялся через Тифлис в Батум и дальше — в Анатолию как помощь новой Турции, чтобы она могла продолжать борьбу за свою независимость[14].
Такие эшелоны в период критического положения на Анатолийском фронте следовали почти ежедневно. Советское правительство, чтобы спасти новую Турцию от разгрома армиями интервентов и султана, шло на большие жертвы. В Турцию направлялись: винтовки, тяжелые, средние и легкие пулеметы, орудия, снаряды и патроны, радиостанции и другие средства связи, медикаменты. М. В. Фрунзе, приехав в Ангору во главе миссии для заключения договора между Турцией и УССР, передал правительству Кемаль-паши значительную сумму в золоте, а также оборудование для завода по изготовлению боеприпасов и патронов. Впоследствии турецкий военный историк Джевдет Керим в своих «Лекциях о турецкой борьбе за независимость» указывал:
«В результате дружбы с русскими, главным образом от них было получено значительное количество орудий, ружей и снарядов».
Разумеется, когда Кемаль-паша и его ближайшие соратники были полностью поглощены вооруженной борьбой за независимость страны, полномочным представителем Советского Союза в Турции должно было быть лицо, имевшее большой военный авторитет. Семен Иванович Аралов, наш полпред в Турции, обладал огромным боевым опытом. Он служил еще в русско-японскую войну прапорщиком. В первую мировую войну участвовал более чем в двадцати сражениях. В 1918 году Аралов был начальником оперативного отдела Московского военного округа, затем заведовал оперативным отделом Наркомвоена, а с осени работал в Полевом штабе членом Реввоенсовета. В 1919 году Аралов организовал 12-ю армию, был членом Реввоенсовета юго-западной армии и воевал последовательно против поляков, деникинцев, петлюровцев и махновских банд. Перед отъездом Аралова в Турцию В. И. Ленин, который часто возлагал на него выполнение личных указаний по Полевому штабу, имел с ним продолжительную беседу.