Миссис Стайлс ревела в три ручья, и даже Бертрам Стайлс не смог сдержать скупой слезы, повторяя шепотом: «Ну, талантище!»
На секунду Гарри показалось, что предсмертный взгляд Луи был обращен к кому-то конкретному в зале. Он быстро повернулся, но Лиам, отвлеченный этим жестом от представления, схватил Гарри за плечо и развернул лицом к сцене.
Как только прекрасная светлая голова Луи коснулась сцены, руки безвольно распластались вдоль тела, а глаза медленно закрылись, зрители, даже не дожидаясь опускания занавеса, повскакивали со своих мест, роняя перчатки, лорнеты, нюхательные соли и платки, и принялись сотрясать зал рукоплесканиями. Казалось, даже столь величавые каменные колонны не выдержат такого триумфа в этот вечер. Актеров вызывали на поклон одиннадцать раз, и самого Луи еще восемь. Критики так же не могли не отличить игру Катарины, которая и выходя на поклон, плакала и была так бледна, как будто действительно только что вернулась с того света, но полученные цветы придали ее лицу нежно розовый румянец.
Луи был задарен цветами. От семейства Стайлсов внесли огромную корзину цветов, и получая ее, губы Луи расползлись в такой улыбке, что казалось, он действительно рад тому, что сейчас эта многотысячная толпа аплодирует только ему, переживает только за его смерть на сцене, желает вызывать на поклон только его. От криков «Браво» сотрясался пол, эта вибрация передавалась Луи, и он осматривал зал, полными слез глазами, стараясь запомнить каждое выражение зрителей, прочувствовать все аплодисменты, окунуться в эту атмосферу любви, поклонения и тщеславия…. Он чувствовал, что это было в последний раз.
***
Когда актеров только отпустили и занавес, наконец, закрылся, зрители не спешили выходить из зала. Они все еще пребывали в том состоянии тягучего послевкусия, когда не верится, что человек, пятнадцать минут назад умерший на сцене, пять минут назад улыбался и принимал цветы, как ни в чем не бывало, не получивший даже ни единой царапины.
Зрители восторженно обсуждали все моменты спектакля, подмечали каждый жест актеров, каждую ноту в пении хористок, каждую декорацию и лоскуток костюма.
Миссис Стайлс тряслась от рыданий на плече миссис Браун.
- Это было великолепно, Луи талант! – увещевала слабым голосом миссис Браун, а миссис Стайлс все лила слезы, не в силах успокоиться.
- Полноте, маменька, Луи жив-здоров, не стоит так убиваться. Это был всего лишь спектакль, - сказала Лиам, кладя матери руку на плечо, - хотя, признаюсь, я сам чуть было не ударился в слезы, как маленькая гимназистка.
- Да, это было сильно, - сказал Гарри, оглядываясь в зале и стараясь найти того человека, которому, как ему показалось, был адресован взгляд Луи. Но никого подозрительного он не заметил.
Найл стоял в стороне, стараясь сдержать сентиментальные слезы, но внутри у него, при виде того, как его старший брат убивает себя, пусть даже на сцене, сердце захолонуло, как при ужасной катастрофе. Когда все родственники, немного успокоившись, начали выходить из зала, он последовал за ними – не из желания пообщаться в кругу семьи, а чтобы больше не оставаться со своими мыслями одному.
***
- Отлично сыграл, Томлинсон. Я поверил. Интересно, как твои поклонники отнесутся к тому, что им скоро станет известно?
Не успел Луи открыть дверь в свою гримерную, чтобы положить охапку цветов и отправиться к режиссеру за похвалой, который, к слову сказать, весь спектакль от переживания за Луи нервно кусал ногти и не пропускал ни единого его движения, вздрогнул, и чуть было не выронил букеты. Он повернулся. Перед ним стоял лейтенант Бернар, в прекрасно сшитом мундире. Нафабренные усы отлично оттеняли яркий цвет губ, газа смотрели колюче и недружелюбно.
- Мистер Бернар….
- Ты не забыл, что сегодня твой последний день почивать на лаврах? Хотя, признаюсь, будет немного обидно, когда Йоркшир лишится такого таланта, но разве зрители не имеют права знать всех тайн своего кумира?
- Товарищ Бернар, я прошу Вас…
- Просите? О чем?
- Я прошу Вас дать мне еще один день, - каменеющим языком проговорил Луи. Казалось, ему было легче умирать на сцене перед огромной толпой зрителей, что проговорить одно единственное предложение здесь, в темноте коридора! Но какое это было предложение!..
- Вы просите мне дать Вам еще один день? – хмыкнул Бернар, - рассчитываете продать букеты и тем возместить мне долг?
Луи промолчал.
- Хорошо, - Бернар потрогал свой лихо закрученный ус, - я дам Вам еще один день. Но не потому, что я столь великодушен, а потому, что в один день зрители просто не вынесут два таких удара.
- Сэр…
- Всего хорошего, поздравляю с премьерой, - ответил Бернар и скрылся за поворотом. В эту же минуту на шею Луи бросилась Катарина. Она все еще была в платье своей героини, залитом искусственной кровью, и от соприкосновения с этой тканью, Луи побледнел. Он разжал руки, цветы упали к его ногам. Он по-дружески обнял Катарину.
- Ты был великолепен, - жарко зашептала она ему на ухо, - меня до сих про трясет! Как мне повезло, что я сыграла эту роль с тобой в паре! – и Катарина, не обращая внимания на то, что Луи пытался размокнуть объятия, начала его целовать, - я люблю тебя, лорд Луи Томлинсон, ты великий актер современности! Ты знаешь, я уже успела выпить, - глупо засмеялась она, не отрывая, тем не менее, губ от лица Луи, - потому я такая смелая. Мне кажется, что я сойду с ума этой ночью! Ах, Луи! Как бы я желала действительно умереть подле тебя! Может быть, - руки Катарины, присыпанные тальком, чтобы создать на сцене эффект мертвенной бледности, скользнули по его костюму, - может быть, Вы не останетесь праздновать со своим семейством? Может быть, я быстро найму экипаж, и мы отправимся бороздить вечерний Йоркшир? У меня дома есть прекрасный эль… - губы Катарины коснулись уха Луи, и он, стараясь не выглядеть столь грубым, отцепил руки Катарины от своих плеч и решительно сказал ей:
- Боюсь, что уже слишком поздно, моя милая Катарина. Вот, - он наклонился, подхватил охапку цветов, протянул ей, - это все Вам. Поздравляю с премьерой. И не пейте много эля, это все же вредно.
Катарина, поняв отказ во всей его недвусмысленности, гордо развернулась и бросилась в свою гримерную, на ходу ударяясь в слезы. Цветы, тем не менее, она взяла. Но у Луи не было времени думать об этом. Он еще не пришел в себя после всех этих оваций, криков «Браво», восторженных и заплаканных взглядов зрителей.
Он даже передумал идти к режиссеру. Послушать напоследок лестные отзывы о себе? А зачем? Жаль, что он, конечно, не увидит критических статей о своей игре в газетах, но уж ладно.
Быстро переодевшись в своей гримерной, Луи выскочил через служебный вход из театра. Ему даже удалось не попасться на глаза режиссеру! Режиссер знал, что после удачной премьеры (а иными они редко когда бывали), Луи требуется полный покой и спокойствие, что выйти из образа своего героя и вернуться в себя..
Возвращаясь домой сумеречными улицами, он старался не думать ни о чем. Предмет, которому надлежало совершить правосудие в этот вечер, был спрятан у Луи под полой сюртука. Он не мог рискнуть и оставить его дома и на всякий случай захватил с собой в театр.
Как удивительно, что никто из его родственников и друзей не дожидались его у служебного входа, как это бывало по обыкновению!.. Видимо, все думали точно так же, как режиссер – экзальтированному, нервному, патетическому Луи нужно время, чтобы прийти в себя. Как, однако, быстро он пришел в себя в тот вечер.
Подходя к дому, он заметил, что свечи уже погашены во всех комнатах, и лишь свет от соседних поместий отбрасывал блики на их дом. Постояв с минуту у высокого забора, Луи медленно, шаг за шагом, двинулся по гравийной дорожке к фасаду дома. Он последний раз наслаждался звуком хрустящего гравия под ногами.
Последний раз смотрел на предночное небо.
Последний раз в ушах его звучали аплодисменты и восторженные окрики зрителей.