- Да, это так. Так какую же работу Вы ищете?
- Какую угодно, мадам. Я могу шить, убирать, мыть полы… Мне неважно, какой работой заниматься.
- Что ж, это похвально, что юная леди, - миссис Стайлс не сразу решилась на такое слово, но чем-то эта бедняжка тронула ее падкое до детей сердце, - не гнушается никакой работы, но, увы, я ничем не могу Вам помочь. В нашем доме достаточно слуг, и больше ни в каких работниках мы не нуждаемся. Всего Вам доброго, - миссис Стайлс уже хотела было закрыть дверь, когда услышала приглушенный голос:
- Oh putain! Après tout, mes espoirs étaient juste dans cette maison! Qu’est-ce que je fais maintenant? (Ох черт, все мои надежды были на этот дом! Что же мне теперь делать?)
- Простите, что Вы сказали? – миссис Стайлс снова широко распахнула дверь. В глазах нищей отразился неподдельный испуг.
- Простите, мадам, я просто…. Я просто очень устала… И мне… Мне негде ночевать сегодня… Мне сказали, что у Вас я точно смогу найти работу…
- Вы говорите по-французски? – не обращая внимания на лепетания девушки, спросила миссис Бертрам. Сама она, как истинна леди, пожелала учить в бытность своей молодости немецкий, желая читать в оригинале любимых Пауля Флеминга и Иогана Гамана, но как бы она хотела, чтобы ее любимый Найл знал французский! А хорошего учителя сейчас так трудно найти! А сейчас, кажется, можно было получить учительницу французского почти задаром.
- Да, мадам, - робко ответила девушка, - моя мать – француженка. Я сама родом из Буживаля…
- Пройдите-ка в дом.
Осторожно пропуская в гостиную девушку и плотно прикрывая за ней дверь, миссис Стайлс отошла на пару шагов и присмотрелась к просящей.
Она была молода. Даже слишком юна, той юностью, которую воспевают все певцы и поэты, и что так волнует кровь. На вид ей можно было дать не больше семнадцати лет. Тоненькая фигура, большие испуганные глаза, худое лицо, четкие ключицы, торчащие из выреза старенького, домашнего, не по погоде легкого голубого платьица. Длинные светлые волосы доходят до поясницы. Тонкие губы, маленькие руки. Не найдя девушку опасной, миссис Стайлс кивнула ей.
- Я бы хотела, чтобы мой сын знал французский. Так Вы говорите, Вам нужна работа?
- Да, мадам.
- Неужели вы приехали в Йоркшир и нигде здесь не работали? Как же Вы жили?
- О, я работала! Я работала на фабрике, - горячо заговорила девушка, и миссис Стайлс заметила, что у нее очень маленькие, ровные зубы, а губы как-то слишком нервно подергиваются. Ее нельзя было назвать красивой, разве что миловидной. Миссис Стайлс слегка улыбнулась, слушая про то, что после смерти своего кузена, девушка лишилась покровителя на фабрике и ее уволили, а владелица квартиры повысила плату. Когда же девушка ответила, что она осталась без работы и у нее совсем нет денег, старуха выставила ее на улицу.
- Я совсем не понимаю, почему меня уволили… Я правда хорошо работала, я клянусь Вам!
- Ну, милая, когда молодую, симпатичную девушку увольняют с работы, здесь всегда есть хоть какой-то повод. Так Вы точно хорошо знаете французский?
- О да! На французском я начала говорить даже раньше, чем на английском, - покорно ответила молодая девушка.
- Что ж, это похвально… Разрешите узнать Ваше имя?
- Эрика, мадам. Эрика Жонсьер, - девушка поклонилась.
- Что ж… У Вас благородная фамилия, осанка аристократки, удивительно чистый подол платья и до невозможности грязные руки.
- Прощу прощения… Весь день я работала тем, что чистила сапоги господ.
Миссис Стайлс дернула углом красных губ, поправила на высокой груди лиф платья и обернулась на Найла, который оставшись в гостиной, и не рискнувший, как Луи, в то время, как мать отправилась самолично открывать дверь, как какая-нибудь крестьянка, удалиться к себе в покои, вскочил, выпрямился, как солдат, и, прижимая к груди альбом, медленно, но верно залился румянцем. Он поклонился Эрике, да так и остался стоять, не сводя с нее взгляда.
Эрика тоже поклонилась ему.
- Джордж! – крикнула миссис Стайлс, снова оборачиваясь к гостье, - проводите мадемуазель Жонсьер в умывальную и проследите, чтобы она тщательно вымыла руки. А потом возвращайтесь в гостиную, я познакомлю Вас с Вашим учеником.
Глаза Эрики засветились неподдельным счастьем. Передавая в руки Джорджа свой чемоданчик, она не верила своему счастью. Значит, Ребекка ее не обманула! В этом доме действительно можно получить работу! Да так скоро! И такой благородный дом! Это действительно самая замечательная семья, которую она только встречала и в которой только могла надеяться работать!
***
Несколькими часами ранее.
Возвращаясь домой после столкновения с грубияном, который ей не заплатил, девушка чувствовала себя такой усталой за весь этот день, такой обиженной. Вопрос о том, как же существовать далее, все не покидал ее голову, ведь за сегодня ей удалось заработать совсем ничтожную сумму, а вдобавок ко всему руки ее покрылись грязью. Ей хотелось только лечь спать в своей маленькой комнатке на чердаке и не думать ни о чем до следующего утра, где, может быть, она сможет заработать денег чуть больше, и тогда ей хватит на билет до Буживаля…
Но ее мечтам и на этот раз не удалось сбыться. Как только она направилась к лестнице в доме, ведущей на верхний этаж, в ее маленькую комнатку, которую ей сдавала старуха Уолкер, как она сама выскочила как будто из-под земли, и своими стеклянными глазами (один глаз у нее был вставной) уставилась на девушку.
- Ну, и где ты шляешься по вечерам, я из-за тебя дом закрыть не могу!
- Простите, мисс, я была на работе.
В свои шестьдесят старуха Уолкер по-прежнему была мисс. Это была низкорослая, горбатая старуха, с презрительно-оценивающим взглядом, огромным носом, жидкими волосенками и вечно трясущимися руками.
- Послушай, девчонка, то, что ты заплатила днем за свою квартиру – этого мало. Я же говорила, что поднимаю плату.
- У меня больше нет денег! – воскликнула девушка, сжимая заработанные монеты в руке, - прошу Вас, мисс Уолкер, как только я снова начну работать, я заплачу нужную сумму!
- Нет денег – нет жилья, - отрезала мисс Уолкер, указывая крючковатым пальцем почти под нос девушке, - я не потерплю в своем доме неплатежеспособных гражданок! Да ты бы знала, неблагодарная, сколько таких, как ты, - старуха брезгливо сморщилась и стала похожа на печеное яблоко, - кто хотел бы жить в такой квартире, какая есть у тебя! А ты еще и отказываешься платить!
- Я не отказываюсь! Я ведь заплатила прежнюю сумму… И у меня почти совсем не осталось денег, мне не на что даже заказать себе ужин.
- Меня это не волнует. Либо ты сейчас же доплачиваешь положенные деньги, либо выметаешься отсюдова. Я тебя даже на порог твоей комнаты не пущу.
Сердце девушки от страха упало куда-то вниз.
- Но у меня нет денег. Вот, это всё, что у меня есть, - девушка протянула руку старухе, и та зорким, орлиным взглядом, набросилась на монеты. Но даже ей, скупой до каждой мелочи, эта сумма показалась обидной, и она откинула руку девушки от своего лица.
- Нет уж, этого не хватило бы даже на полдня пребывания в моем доме! Я вышвырну тебя отсюда! Забирай свои пожитки и проваливай!
- Но мне некуда идти! Мисс Уолкер! На улице вечер! И холодно! Я весь день работала на улице! Куда же я теперь пойду!
Девушка боролась со слезами, но предательская краска стыда окрасила ее бледные, впалые щеки.
- Куда хочешь! Ты со своим смазливым личиком не пропадешь! – засмеялась старуха, и оставив девушку на лестнице, поднялась наверх, тяжело ступая по деревянным, прогнившим от старости и вечной сырости ступеням.
Привалившись спиной к стене, девушка почувствовала ужасную ломоту во всем теле, в спине, с ужасом оглядела свои грязные руки. Ее выставляют на улицу, как мошенницу или бродягу! Боже мой, куда же она теперь пойдет?!
Она пересчитала оставшиеся деньги. Их не хватило бы даже на самый маленький, не отапливаемый угол в самой низкопробной гостинице даже на пару часов. Никаких знакомых в городе у нее не было, да и когда ей было обзаводиться друзьями? Она работала с утра до вечера, чтобы жить самой и посылать матери кое-какие гроши. Снова пересчитав деньги и лихорадочно думая, что же ей делать, она заметила, как старуха Уолкер, подволакивая правую ногу, спустилась к ней с ее старым саквояжем.