Я опустил глаза и натолкнулся взглядом на свои пыльные, сбитые в кровь ступни. Поежившись, только сейчас понял, какое зрелище собой представляю. Когда пытался усесться так, чтобы набедренная повязка все же прикрывала то, что должна, со смесью стыда и злости увидел совсем рядом тонкие изящные лодыжки, которые обвивали ремешки элегантных греческих сандалий.
Раздался суетливый топот – Павел бежал к их обладательнице так, что едва не потерял собственные.
– Сколько? – легким и мелодичным голосом спросила девушка.
От удивления я даже поднял глаза – вопрос был задан по-английски.
Стараясь не смотреть на юную покупательницу, задержался взглядом на двух бугаях за ее спиной – телохранителях – и невысокой согбенной служанке с корзиной, в которой лежали фрукты и парочка изящных кувшинов.
– Триста сестерциев, госпожа, – склонился между тем в поклоне Павел. Он теперь тоже говорил по-английски.
Незнакомка, как оказалось, интересовалась не мной. Она рассматривала рыжего варвара, который в веренице шел впереди.
– Встань, скотина! – пнул его в бедро Павел, несмотря на то, что раб уже поднимался сам.
– Триста сестерциев? – поинтересовалась девушка, пощупав мускулы невольника, и неожиданно для меня заглянула ему в рот, бесцеремонно оттянув губу.
– Крепкий, хороший раб, – раздался за ее спиной голос, тоже говорящий по-английски.
К нам подошел патриций лет сорока в тоге – был он высок, широкоплеч, с красивым, породистым и волевым лицом. Вот только все это было несколько обрюзгшим и носило отпечаток разгульной жизни. Девушка лишь коротко глянула на добровольного советчика и снова обратилась к работорговцу.
– Мне нужен раб для работы в поле – а этот хоть и выглядит сильным, но быстро сдохнет. За триста сестерциев я лучше куплю негра, – качнула головой юная незнакомка. – Двести, – посмотрела она на Павла.
– Госпожа не найдет здесь негров за такую цену, – поклонился Павел, – в Африке и Киренаике сейчас неспокойно, рабов оттуда везти невыгодно и опасно. А этот, – ткнул он жирным пальцем в щеку моего соседа по веревке, – больше подойдет на роль охранника дома или гладиатора. К тому же он может быть выносливым совсем в других делах… – Павел замялся, и они с патрицием обменялись быстрыми понимающими взглядами.
– Откуда юная госпожа разбирается в рабах? – поинтересовался патриций, жадно пялясь на аппетитную грудь, лишь чуть-чуть скрытую невесомой тканью.
– Юная госпожа много в чем разбирается, – высокомерно хмыкнула незнакомка и перевела взгляд на меня. – Тогда я хочу взять этого. Сколько?
Сенатор едва сдержал улыбку. Я, увидев мельком брошенный взгляд Павла, поднялся, сгорая от стыда и неловкости.
– Госпожа, это аркадианец, – осторожно произнес Павел.
– Аркадианец? И что из этого? Сколько?
– Госпожа, вы давно в Империи? – поинтересовался патриций.
– Достаточно, – отрезала незнакомка. – Сколько он стоит? – едва не топнув ножкой по пыльной мостовой, вновь обратилась она к работорговцу.
Патриций, наконец оторвав взгляд от вызывающе торчащих под туникой сосков, шагнул ко мне. Пока покупательница пыталась выяснить цену, он с интересом заглянул мне в глаза, потрепал за щеку, заставил развернуться. Я стоял, еле сдерживаясь, краем глаза видя, что за мной пристально наблюдает татуированный Гармунд.
– Госпожа, только для вас – три миллиона сестерциев, – склонился едва не до земли Павел.
– Это шутка? – оторопела девушка. – Три миллиона?
– Только для вас, моя госпожа. Для других я продам его за пять или даже…
– Да его никто не купит за три миллиона, – звонко рассмеялась девушка. – За такие деньги я могу купить виллу на Палатинском холме!
– Я его куплю за три миллиона, – произнес патриций и неожиданно задрал на мне набедренную повязку. Оторопев на мгновение, я оттолкнул его, отпрянув, но тут же свистнул кнут – и руки ожгло болью.
– Да как ты смеешь, животное?! – взъярился Павел, набирая воздуха для тирады, но был остановлен повелительным взмахом сенатора.
– Достаточно. Три миллиона за него, я согласен. И триста за этого, – кивнул он на моего соседа.
Когда работорговец и патриций били по рукам, скрепляя сделку, незнакомка вдруг ойкнула – она выронила изукрашенный гребень. Подняв его, она оказалась совсем рядом – по плечам моим мазнуло дыхание и мягкое касание взметнувшихся от резкого движения локонов.