То был „отсталый, некультурный, идиотический XIX век: полковник Водрей и некоторые другие участники заговора предстали пред судом и были оправданы под бурные восторги публики. Сам принц не был предан и суду: король Людовик Филипп просто предписал посадить его на первое судно и отправить в Америку.
Принц Людовик Наполеон не лишился головы. Но зато он лишился невесты. Ярость в семье принцессы Матильды была необычайная. Жером был вне себя: этот шалопай, став женихом его дочери, в промежутке времени между помолвкой и свадьбой пускается на такие дела! Гнев оскорбленного отца еще усугублялся оттого, что их родственник, король вюртембергский, совершенно не желавший ссориться с французским правительством, грозил прекратить субсидию, если Матильда выйдет замуж за столь шалого человека. Угроза была серьезная. Жером запретил дочери переписываться с женихом и даже с его матерью, „с этой медоточивой интриганкой Гортензией‟. Он больше не хотел слышать о браке. „Я лучше выдам дочь за крестьянина, чем за этого честолюбивого эгоиста, поставившего на карту судьбу бедного ребенка, которого я хотел ему доверить‟, - заявил бывший вестфальский король.
От самой принцессы Матильды следовало ждать иного. Все-таки страсбургское приключение было делом романтическим и толковать его невеста могла по-своему: „Он хотел сделать меня императрицей Франции!..‟ Однако юная принцесса никогда романтизмом не отличалась: хотел сделать, но не сделал. Матильда сказала себе, что, собственно, настоящей влюбленности между ними не было. „У меня к Людовику истинно дружеское чувство, — писала она родственнице, — но влюблена я в него никогда не была‟. А главное, ее мечта заключалась в том, чтобы поселиться в Париже. Было ясно, что принца Наполеона теперь во Францию не пустят. В своих воспоминаниях принцесса пишет довольно откровенно: „Мне предстояла (с Людовиком Наполеоном) монотонная, почти монастырская (?) жизнь, тогда как все мои желания, мое честолюбие были направлены к Парижу, к дивному Парижу, о котором мне так много рассказывали: этот город, видевший славу основателя нашего Дома, с колыбели представлялся нам, изгнанникам, землей обетованной...‟
В словах этих характер принцессы сказывается довольно ясно. Добавим, однако, и другое. По-видимому, до нее дошел слух, что в Страсбурге ее жених думал не только о ней, но и о певице Бро.
Брак с Наполеоном III не состоялся. Теперь надо было найти другого жениха. ‟Я лучше выдам дочь за крестьянина‟, — сказал бывший вестфальский король. О крестьянах разговор не поднимался, но Жером, по-видимому, несколько понизил требования. Неожиданно появился новый жених, не принадлежавший ни к какой династии. Это был Анатолий Демидов. Незадолго до того великий герцог Тосканский, в благодарность за разные пожертвования, пожаловал ему титул графа Сан-Донато.
Титул был новый и для русского барина не очень серьезный. Но у Демидова было два миллиона рублей годового дохода. Жером колебался: с одной стороны, два миллиона дохода, но, с другой стороны, как же племяннице Наполеона I стать женой какого-то графа Сан-Донато, — если б он, по крайней мере, был князь? Демидов заявил, что за этим дело не станет. Великий герцог Тосканский был человек сговорчивый: узнав, что русский крез готов основать во Флоренции еще один приют, он согласился сделать графство Сан-Донато княжеством. 29 октября 1840 года был подписан длиннейший брачный контракт, подробно изложенный в прекрасной монографии Кюна. Приданое невесты состояло исключительно из реликвий. Жером давал за дочерью две табакерки Наполеона и исторический меч Франциска I, отнятый у него Карлом V и увезенный во Францию Наполеоном после его вступления в Мадрид. К реликвиям Жером якобы добавлял 290 тысяч франков наличными. В действительности он не давал ни гроша: в 50 тысяч были оценены музыкальные инструменты принцессы и ее платья, а в получении 240 тысяч Демидов выдал фиктивную расписку: никогда этих денег он не получал. Так выходило приличнее: у невесты креза есть 290 тысяч собственных. Со своей стороны князь Сан-Донато обеспечивал жене, если умрет до нее пять миллионов франков и долю недвижимого имущества; он обязался также приобрести у Жерома (вероятно недешево) и тотчас подарить невесте жемчужное ожерелье, очень дорогое Бонапартам по фамильным воспоминаниям.