— А где дядя Ефим?
— Бакен ставит. Он утром пришел в село. Мокрый, в глине весь — через яр шел… Потом председатель колхоза выделил двух человек, вот они ставят теперь бакен… Ну, чего ж ты молчишь? Рассказывай!
Костя рассказывает, но в описании все получается не так страшно и трудно, как было на самом деле. Нюра восхищается и сама подсказывает, понукает его, но это только заставляет Костю рассказывать еще скупее и суше.
И что особенно рассказывать? Все сделал дядя, а он только помогал грести и вычерпывать воду. Ну, поехал в грозу, ну, было страшно. Вот и все. Какое же тут геройство? Важно, что пароход благополучно миновал гряду и пошел дальше, в Каховку, где его мама и много-много всяких людей будут строить гидроузел. Разве можно им задерживаться? Это же стройка коммунизма!..
Виталий Валентинович Бианки
Егоркины заботы
— Егорка! Егорушка! — сквозь глубокий сон дошел до Егорки настойчивый голос матери. И еще что-то говорила мать, но Егорка в ответ только мычал, как теленок, пока не услышал слово «рыбалка».
Тут он сразу вспомнил, что просил мать разбудить его еще затемно, чтобы идти удить рыбу.
Егорка вскочил и протер глаза.
В окошко чуть брезжил рассвет.
В избе было еще совсем темно. Храпел старший брат, тикали на стене ходики.
Не прошло и пяти минут, как Егорка вышел на крылечко, надел на шею холстяную, всю в рыбьей чешуе, торбочку, подхватил удочки и вышел на улицу.
Только за ним хлопнула калитка, из-под крыльца вылез Бобик — лопоухий щенок непонятной породы на несуразно длинных ногах, — потянулся, зевнул, озабоченно понюхал Егоркин след — и помчался за ним.
В большой избе правления колхоза горело электричество.
«Гляди-ко! — подумал Егорка. — Анатолий-то Веденеич тоже уже поднялся. Зайду-ка проведать».
Он прислонил удочки к крыше и вошел в избу.
Председатель колхоза «Красная заря» Анатолий Веденеевич положил толстый карандаш на бумагу, где что-то подсчитывал, и поднял голову:
— Эге! Егору Бригадирычу! Что больно рано поднялся?
— А вы, видать, так и не ложились?
— Да, вишь, дела много, время-то горячее, сам знаешь — сенокос, — сказал Анатолий Веденеевич, потягиваясь и разминая отекшие руки. Он любил потолковать о колхозных делах с ребятами, особенно с сыном бригадира — Егоркой.
— А что сенокос! — сказал Егорка. — Отец говорил — сегодня последний луг кончает на сенокосилке.
— То-то вот и оно! — подхватил председатель. — Свалить-то недолго, а вот высушить… Сотни центнеров скошенной травы еще осталось на лугах колхоза. Ну, как дождь зарядит? Сено — ведь это наши коровушки, — продолжал председатель. — Их надо обеспечить кормом. Сам понимаешь: в сенокос день год кормит. Каждую сенинку надо сберечь, просушить да в скирды убрать. А еще неизвестно, как погода простоит. Давай-ка, поглядим с тобой, что барометр говорит.
С этими словами председатель встал из-за стола и подошел к висевшему на стене круглому аппарату, похожему на небольшие стенные часы, только стрелка на этом аппарате была одна, и на белом кругу под стеклом были надписи: «Буря — Осадки — Переменно — Ясно — Великая сушь». Сейчас стрелка показывала прямо вверх, на середину слова «Переменно».
Председатель легонько стукнул согнутым пальцем по стеклу аппарата.
Черная стрелка вдруг сорвалась с места и скакнула налево вниз, стала против слова: «Осадки».
— Падает! — ужаснулся председатель.
Егорка не совсем понимал, что значит слово «осадки», но он знал, что по этому аппарату как-то узнают, какая будет погода. И понял, что дело неладно. Председатель сразу забыл про Егорку, подошел к телефону и стал быстро накручивать ручку.
— Алло! Алло! Станция? Станция? Живенько дай-ка бригадира второй бригады. А? Ну да, в Заозерье.
В это время с крыльца послышался визг. Кто-то сильно скреб в дверь когтями.
«Бобик!» — сообразил Егорка и, не простившись с председателем, выскочил на крыльцо.
Бобик очень обрадовался Егорке, подскочил и лизнул его прямо в нос.
— Ах ты, горе мое! — притворно рассердился Егорка, утираясь рукавом. — Ну, куда со мной навязался? Рыбу мне пугать?
Егорка взял удочки на плечо и стал поспешно спускаться к озеру. Бобик, задрав хвост, побежал вперед.
Над водой стоял густой туман. Поеживаясь от холода и сырости, Егорка размотал удочки, насадил на крючки червяков — червяки у него были в кармашке на торбе. Поплевал на них. Одну удочку он положил рядом с собой поверх куста, а другую взял в руки и закинул подальше от берега.
Егорка был заправский рыбак. Все, что он делал, он делал плавно, не торопясь, как взрослый.
С каждой минутой становилось все светлее; туман, клубясь, поднимался над озером и таял. Егорка поглядывал на поплавки. Они неподвижно лежали на спокойной воде. Потом вдруг поплавок той удочки, которую Егорка держал в руках, тихонько задрожал, задергался, немножко погрузился в воду — и опять выскочил.
«Плотица клюет», — решил Егорка.
Он подождал, пока поплавок опять задергался, и неожиданно подсек: резко рванул удилище кверху. На конце лески серебром замелькала в воздухе светлая рыбка с красноватыми плавниками — плотва.
Егорка качнул удилище на себя, но в руки ему пришел пустой крючок: рыбка сорвалась и шлепнулась обратно в воду.
— У, бумажные губы! — рассердился Егорка.
Едва он успел насадить червяка и снова закинуть удочку, как поплавок нырнул под воду. На этот раз Егорка вытащил порядочного окунька. Потом неожиданно ушел под воду поплавок удочки, лежавшей на кусте. Егорка поспешно положил свое удилище на землю и схватил удочку с куста. На крючке оказался крупный полосатый окунь.
Егорке повезло: этой зарей рыба клевала необыкновенно весело. Ему даже пришлось отказаться от ловли двумя удочками: не успевал он снять добычу с одной, как поплавок другой исчезал под водой.
Видно, в этом месте подошла, на его счастье, к берегу стая голодных окуней. Прошло всего с полчаса, а Егорка натаскал уже полную торбочку.
Тут за кустами послышался чей-то негромкий разговор, и из тумана вышла большая лодка-неводник. Старик и молодой парень из соседнего рыболовецкого колхоза разматывали на ней невод. Сеть бесшумно сползала за борт. Над ней всплывали на воде легкие деревянные кружки.
— Клёв на уду! — пожелал Егорке старик. — Как успехи?
— Благодарствую, — важно сказал Егорка. — Берет помаленьку.
— Вот ты и примечай, — продолжал старик прерванный разговор с парнем: — и лягушки из озера на берег скачут. Опять же, во всех костях у меня нынче ломота, а уж это самая верная примета: быть ненастью.
Как услышал эти слова Егорка, сердце у него упало. «Дождь! — подумал он. — А сено-то как? Ведь не убрано!»
Егорка живо стал сматывать удочки. «А Бобик где?» — тут только вспомнил он о своем друге.
— Бобик! Бобик! — закричал он.
Щенок вылез из-под опрокинутой на берегу лодки.
— Бежим скорее!
И Егорка помчался на гору, в деревню. Длинноногий щенок с лаем опередил его.
Когда Егорка поднялся на гору, он увидел встающее из лесу солнышко. Но тут его оглушил громкий рев стада: пастухи выгоняли коров на пастбище. Коровы в колхозе «Красная заря» были замечательные: все одна к одной — крупные, черной масти с большими белыми пятнами на боках, спине и морде — чистокровные холмогорки.