"Она не помнит, - поставил диагноз Гош, обнимая плачущую Ольгу. Ни как и почему мы расстались, ни Ваську своего, ни девочку... Как ее звали? Неважно. Остался в памяти только я. И что же нам теперь делать?".
Ближе к вечеру Гош вышел на улицу, сел на ступеньки, закурил и положил руку на крепкое мохнатое плечо доверчиво прижавшейся к нему Беллы. От реки, беззаботно переговариваясь, шли к дому "анархисты" веселый и приветливый народ, силой вырвавший у Бориса этот клок московской земли и устроивший здесь нечто среднее между первобытным коммунизммом и пиром во время чумы. На Гоша и его собаку поглядывали с интересом, даже небрежно здоровались, но близкий контакт наладить никто не пытался. Захочет человек - приживется, не захочет - уйдет. Такие здесь были порядки.
Гош смотрел на людей, улыбался им и думал, насколько же их нынешняя расслабленность зиждится на предчувствии скорого конца. Уже через месяц-другой наступят холода, и вместо праздника начнется тупое выживание. И рано или поздно "Свободную зону" раздавит княжество Бориса. Либо поглотит, либо вышвырнет из города. Но это будет завтра. А пока что молодые люди с инфантильным упорством обреченных хотят просто жить.
Гош оглянулся на окна, за одним из которых спала Ольга. Бедная девушка так перенервничала, что у нее начался сильнейший постстрессовый "отходняк". Гош уложил ее и сидел рядом, держа за руку, пока она не уснула. Нервным и тревожным сном, но все-таки уснула. Конечно, она ничего не помнила. И конечно, Гош не нашел в себе достаточно мужества рассказать ей хоть что-то. Но и мужества лечь в постель с остро нуждающейся в ласке жениной, с которой провел когда-то много ночей, он тоже в себе не чувствовал. Он любил другую.
Означала ли эта негаданная встреча, что у него появился хоть какой-то шанс найти ту, без которой жизнь потеряла смысл? Вряд ли. А скорее всего - нет. Чудес не бывает дважды. А Гош всего лишь за сутки повстречал на своем пути уже трех хороших людей (Беллу за собаку можно было не считать, она стала для него кем-то родным и близким). Лимит удачи исчерпывался. Впереди, скорее всего, ждали неприятности.
В доме звенели посудой и смеялись. На площадку въехала мокрая автоцистерна, дала гудок, из дверей посыпался народ с ведрами и канистрами. "А может, выкарабкаемся как-нибудь?" - подумал Гош, наблюдая за веселой суетой у крана, из которого хлестала вода.
Он знал теперь очень много о том, что произошло в Москве за последние месяцы, когда люди начали "просыпаться" и сбиваться потихоньку в стаи по интересам. Здесь у каждого была своя история, как правило, очень горькая. Тот же Борис - уникальный случай "пробуждения" с полным объемом памяти и хорошо сохранившейся личностью при этом, сумел найти семью: жену и сына. Мертвыми. Бородатый толстяк, опекавший мальчика Петю, был раньше учителем. Очнувшись незнамо где, он вспомнил координаты летнего загородного лагеря, где должен был по идее находиться, бросился туда и увидел, что в корпусах лежат мирно на кроватях скелеты его подопечных. Ольга вернулась в дом, который помнила с детства, и нашла останки своих родителей.
Сколько времени прошло с момента, когда мир поразила загадочная пандемия, никто не знал. Назывались разные цифры, от года до трех лет, но считать их достоверными не имело смысла. Чем люди занимались в этот период беспамятства, они тоже понятия не имели.
А многие и просто не хотели знать.
Гош докурил сигарету и тяжело вздохнул. Его так и подмывало спуститься по ступенькам, усесться за руь и бежать, бежать, бежать... Но куда? И зачем? Ему предстояло очень многое вспомнить, а для этого нужно было остаться здесь, в Москве. И терпеть, и ждать, и ежедневно подстегивать непослушную память. В надежде, что появится хоть малейшая зацепка.
- Оля... - прошептал Гош. - Оля, единственная моя... Где же ты?
Собака легла и положила морду ему на колени. Закрыла глаза. Задремала.
- Оля... - прошептал Гош.
Он тихо заплакал, пряча в ладонях горящее лицо.
...а где-то на окраине сознания уходило в поле стадо, и хрупкая девчонка колотила пятками по бокам гнедого жеребца, а кто-то сидел на заборе, держа под мышкой автомат и дуя пиво из бутылки, и играла музыка, и еще кто-то с очень знакомым лицом, гарцуя неподалеку на коне, радостно заорал: "Регуляторы, в седло-о!!!" и ускакал вслед за девчонкой, визжа и улюлюкая. Гош обернулся, рядом стояла громоздкая боевая машина с непомерно толстым стволом, и пожилой мужчина прислонился спиной к броне.
- Кто такие Регуляторы? - спросил негромко мужчина. - Мальчишки теперь себя по-другому и не называют... Что за заразную историю ты им подбросил?...
Здесь, в Москве, на теплых каменных ступенях, Гош не знал, что ответить этому явившемуся ниоткуда призраку. Но там, в той жизни, он что-то ему сказал.
И сказал, улыбаясь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГОДОМ РАНЬЕ. В ПОИСКАХ СЕБЯ.
Объездчики вернулись на рассвете. Кряхтя и ругаясь, они волоком затащили добычу в прихожую и кое-как поставили на ноги.
- Ну, Сан Сеич, получите-распишитесь, - сказал Цыган. - Вот и он, неуловимый Джо. Собственной, так сказать, персоной. С вас десять баксов за моральный ущерб.
Пленник обвел помещение мутным взглядом, закатил глаза, выпал из рук объездчиков и с деревянным стуком рухнул на пол лицом вниз.
- Только за моральный? - спросил пожилой мужчина, садясь на корточки и заглядывая потерпевшему за правое ухо. Там густо запеклась кровь.
- Ну, дырок-то он нам в машинах наделал порядочно, - важно заявил Белый. - "Тойоте" вообще, гад, все стекла раскокал до единого.
- И мое колесо, - подал голос Большой.
- И твое любимое колесо, - согласился Белый.
Костя и Цыган зашмыгали носами, но решили пока не смеяться.
- В лохмоты, - горестно вздохнул Большой. - А где я новое возьму?
- Если бы не это колесо у тебя на капоте, ты бы сам был в лохмоты, - сказал Белый. - Перестань ныть, я тебя умоляю.
- Некрасиво без колеса, - объяснил Большой.
- Достану я тебе новое! - утешил его Цыган. - Десять баксов.
- Главное, все живы, - сказал пожилой мужчина. - Чем вы его так?
- Это Костя. Прикладом. Мы его зажали в канаве и не давали подняться, а Костя сбоку подполз.
- Опасный трюк, мальчики.
- Вы же просили живьем. Вот он вам, целый и невредимый. Я, правда, не понимаю, зачем.