- Блюму Вульфовну Зейгарник, - скромно посоветовал Гош.
У Цыгана, Кости и Большого поотпадали челюсти, причем у Большого - с отчетливым хрустом.
- Чего? - не расслышал Белый.
- Есть такая роскошная книга, - объяснил Гош. - Учебное пособие. Называется "Патопсихология". А автор - Зейгарник Блюма Вульфовна.
Объездчики начали ржать. Они хохотали так, будто в жизни не слышали ничего смешнее. В принципе, так оно и было. Слышать-то они наверняка что-то слышали, а вот помнить не могли.
- Блюма Вульфовна! - патетически возопил Цыган, вздевая руки к потолку. Задохнулся и, не в силах больше смеяться, принялся надрывно стенать.
Костя выпал из кресла. Большой ревел в три ручья. Белый вдруг резко посуровел, утерся рукавом, и сказал:
- Не верю.
- Подумаешь! - надменно сказал Гош. - Людей еще и не так называли. Хорошо, когда у человека хватает сил носить такое заковыристое имечко, как орден. А если тебя в детстве из-за него как следует затравят - все, конец света. И вообще, есть куча людей, которые не в силах идентифицировать себя с собственным именем. Нестыковка, и все тут. У нас во дворе ошивалось две Леси, одна из которых была Лариса, а другая вообще Ольга, и еще одна Полина, которая тоже была Ольга на самом деле. И где-то, я точно помню, был парень, который себя называл Петя, а потом выяснилось, что он по паспорту Стас. О проблеме самоидентификации целые книги написаны.
Белый стоял к Гошу спиной, поигрывая дверцей шкафа. Остальные трое объездчиков, утирая слезы, продолжали сдавленно хихикать.
- Имена, - сообщил Белый кому-то, кто прятался среди книг в шкафу. - И-ме-на, - он вытащил приглянувшийся том и взвесил его на ладони. - Поверь мне, Гош, ты ошибаешься. Нет на свете кучи людей с проблемой имени. Больше нет.
- А я?! - через силу возмутился Большой. - Думаешь, мне нравится ходить в Больших?
- А ты что, Мелкий, что ли?! - прохохотал Цыган.
- Вот как дам сейчас! По шее!
Белый нашел силы оторваться от шкафа и повернуться к гостиной лицом. Оказалось это лицо совсем не веселое.
- Знаешь, Гош, - сказал он негромко. - Знаешь, чего я боюсь давно и упорно? С того момента, как тебя увидел. Нет, ты ни в чем не виноват, конечно. Но как бы ты не принес в этот дом беду.
- Эй, Регуляторы! - позвал вдруг Костя. - А куда это Сан Сеич исчез?
- Плачет на заднем дворе, - сказал Гош очень жестко. Он сидел, неестественно выпрямившись, уперев руки в бока, и глазами ел Белого.
- Не придуривайся! - рыкнул на него Белый. - Тебе же снизили агрессию, разве нет? И подняли критику. Знаешь, чего тебе не хватает? Попроси Сан Сеича, чтобы на завтрашнем сеансе немножко опустил тебе самооценку. Понял?! Никто тебя не обижал, ты! И не собирался даже! Я просто честно сказал!... И теперь ты знаешь, что я думаю! Не о тебе, ясно?! Не-о-те-бе! А обо всей этой безумной жизни!
- А я, значит, самое плохое, что в этой жизни есть, - негромко, но с угрозой заметил Гош.
- Нет, друг мой Гошка, ты не самое плохое. Но ты самое опасное.
- Да почему же?! - искренне расстроился Гош. Видно было, что он уже не злится, а именно расстраивается. Только очень уж агрессивно это у него получалось.
- Потому что мы живем этой жизнью, - объяснил Белый, тоже немного успокаиваясь. - А ты в нее играешь. Балуешься. Ты уверен, что она пройдет, как сон. И значит, можно пока немного развлечься. Заодно поиграть на нервах четверых молодых идиотов и одного старого дурака... А я тебе говорю - не пройдет эта жизнь! И она еще тебя поставит на четвереньки, может, даже похуже, чем нас. Это я так... Не пугаю. Даже и в мыслях нет. Я просто очень хочу, чтобы ты очнулся по-настоящему. Так, как мы.
- Жизнь есть сон, - ухмыльнулся Гош. - Кальдерон. Н-да. Я в нокауте.
- Пирамидон, - срифмовал Цыган. - Что такое?
В наступившей тишине раздался характерный клацающий звук. Четверо обернулись на него резко, как ужаленные. Костя ловко провернул свой "Макаров" на пальце и убрал его в плечевую кобуру.
- Сдурел?! - в глубоком изумлении спросил Белый.
- Я в потолок собирался, - объяснил Костя. - В случае чего. Так, для отрезвляющего эффекта.
- Если ты в прошлой жизни действительно воевал, - сообщил Белый, - то армию твою били все, кому не лень.
- Остынь, а? - попросил Костя. - Ты бы себя видел минуту назад. Я думал, сейчас на самом деле война начнется.
- Ни малейшего шанса, - отрезал Белый. - Я себя контролирую. Я просто за Сан Сеича обиделся.
- Почему? - удивился Костя. - Мало ли, зачем он ушел... Может, еще вернется.
- Пирамидон - это таблетки, - вступил Гош невпопад, но примирительным тоном. - Кажется, анальгетик, то есть, от боли. По-моему, конкретно от головной. А Кальдерон - это такой очень древний европейский автор, прославившийся небольшой пьесой с символическим названием "Жизнь есть сон". Вот. Если кто-то хочет послушать лекцию про анальгетики - милости прошу. Ну и что, мне теперь застрелиться? Белый, ну как ты не можешь понять...
- Блюма Вульфовна, - попросил Белый, - заткните фонтан. Хотя бы на время. Ну, зачем ты это сказал, дурачина? Ты что, забыл, кто такой Сан Сеич? Или ты нарочно - проверить хотел?
Гош на секунду задумался. потом отчего-то через плечо глянул в сторону двери, за которой исчез пожилой мужчина. И вздохнул. Подумал о том, что вздыхает теперь ежеминутно - столько поводов для этого находится.
- Само вырвалось, - признался Гош. - У меня всегда само вырывается. У тебя - нет, что ли?
- У меня и не такое вырывается. А ты бы мог все-таки хоть немного думать прежде, чем молоть языком.
- Да может, он этой книги в принципе не читал!
- Это учебник-то? "Психопатология"?
- Не так. "Патопсихология". М-да. Нехорошо получилось. Вот обида, я ведь на самом-то деле хотел вам про Евлампия Феофилактовича Говно рассказать....
Объездчики коротко хохотнули, но как-то уже без огонька. То ли Евлампий Говно показался им персонажем менее ярким, чем Блюма Вульфовна, то ли просто разговор подобрался слишком близко к тому, что составляло главную проблему каждого из них.
Кроме Георгия Дымова, который, похоже, с именем своим уже свыкся.
* * *
На утренней дойке заспанный Гош работал вяло. Но на вечерней проявил усердие и неожиданно почти догнал объездчиков.