Гош почувствовал, что с него хватит, и шагнул к двери, вытирая на ходу руку о джинсы. Пропустил молодую женщину с большой хозяйственной сумкой. И оказался в магазине.
Это действительно был мини-маркет, небольшой магазин самообслуживания с длинными стеллажами, на которых стояли разнообразные товары. Но в отличие от всех магазинов, которые Гошу попадались на пути, этот – работал. За единственной кассой сидел какой-то парень, и к нему выстроилась небольшая очередь.
– Однако… – пробормотал Гош. У него на глазах старенький механический кассовый аппарат выбил чек, и из рук в руки перешли деньги. Продавец отсчитал сдачу.
Полная иллюзия того, что жизнь продолжается. Безумный мальчишка, как и многие психи, на самом-то деле зрил в корень. Здесь вполне могли продать немного жизни. Вот какие-то девчонки сосредоточенно копаются в ящике с колготками. А вон и грузчик катит на тележке упаковки с минеральной водой…
Гош выскочил из магазина как ошпаренный.
– Вот так и живем, – философски сказал бородач. – Кто во что горазд. Каждый сходит с ума по-своему. Шиза косит наши ряды. Маразм крепчает. Но если про это не знать, можно долго быть молодым.
Гош огляделся в поисках мальчика Пети и облегченно вздохнул, увидев, что тот выглядывает из-за кустов неподалеку и, кажется, выходить не спешит.
– Вот так сидишь, пьешь свой утренний кофе, читаешь газету и вдруг как подумаешь – а не повеситься ли мне? – сообщил бородач.
– А где твой «Харли-Дэвидсон»? – угрюмо спросил его Гош, просто так, чтобы перебить этот словесный понос.
– Борькины прихвостни раздавили, – с готовностью ответил тот. – В лепешку. Танком.
Гош счел за лучшее промолчать и зашагал к машине.
– Тебе направо! – крикнули ему в спину. – Там все наши. Если дома никого, значит, у реки валяются.
Гош уселся за руль и крепко потер ладонями глаза.
– Долго я так не выдержу, – сказал он Белле. – Ты меня останови, если что. Ладно?
«Дом», где жили «наши», оказался симпатичным зданием гостиничного типа с парковкой, забитой ухоженными машинами. По ступеням, небрежно помахивая цветастым полотенцем, спускалась высокая светловолосая девушка в шортах и короткой майке.
Гош узнал ее сразу, но как-то странно, по частям. Ноги… Грудь… Волосы… Лицо. Есть! Ему вдруг стало очень неуютно, и все поплыло перед глазами. Он съежился на сиденье, пытаясь стать маленьким и незаметным. Зачем? Этого Гош не понимал, но дурное предчувствие оказалось сильнее его.
– Гошка! – крикнула Ольга, роняя полотенце.
У нее даже имя было такое же. И вообще, она чертовски напоминала его жену. Только волосы не бронзовые, а цвета платины. И лицо попроще. И совсем другое отношение к жизни. А так – один в один. Красивый и в свое время очень близкий человек.
Гош вышел (скорее выпал) из машины и попытался хоть что-то сказать. Но на него уже с криком набросились, крепко обняли, впились в губы, повисли на шее.
– Любимый! – выпалила Ольга, на миг отрываясь от мужчины и слегка его встряхивая, дабы удостовериться, что это не галлюцинация. – Мой! Наконец-то! Господи! Любимый! Как я тебя искала… Как ждала… Гошка! Это ты?!
– Здравствуй, – пробормотал Гош.
Когда они в последний раз встречались, Ольга уже третий год была замужем, а ее дочери исполнилось полтора.
– Единственный мой! – простонала она, сжимая Гоша в объятиях.
«Мама! – взмолился Гош про себя. – За что?! Ее-то за что так?!»
Ольга радостно плакала у него на груди.
– Как ты? – спросил он через силу, чувствуя, что и сам может сейчас разреветься от тоски и безысходности.
– Все… Теперь все хорошо. Ты вернулся. Ты нашелся. Как ты меня нашел? Гошка… Милый…
«Она не помнит, – поставил диагноз Гош, обнимая плачущую Ольгу. – Ни как и почему мы расстались, ни Ваську своего, ни девочку… Как ее звали? Неважно. Остался в памяти только я. И что же нам теперь делать?»
Ближе к вечеру Гош вышел на улицу, сел на ступеньки, закурил и положил руку на крепкое мохнатое плечо доверчиво прижавшейся к нему Беллы. От реки, беззаботно переговариваясь, шли к дому «анархисты» – веселый и приветливый народ, силой вырвавший у Бориса этот клок московской земли и устроивший здесь нечто среднее между первобытным коммунизмом и пиром во время чумы. На Гоша и его собаку поглядывали с интересом, даже небрежно здоровались, но близкий контакт наладить никто не пытался. Захочет человек – приживется, не захочет – уйдет. Такие здесь были порядки.
Гош смотрел на людей, улыбался им и думал, насколько же их нынешняя расслабленность зиждется на предчувствии скорого конца. Уже через месяц-другой наступят холода, и вместо праздника начнется тупое выживание. И рано или поздно «Свободную зону» раздавит княжество Бориса. Либо поглотит, либо вышвырнет из города. Но это будет завтра. А пока что молодые люди с инфантильным упорством обреченных хотят просто жить.