– Ну что за глупости, старик… Кольцо – это символ, да… Но не до такой же степени.
– До такой. Вот именно до такой. Рэдди, я проснулся тридцать пять дней назад. И каждый день я плачу, как ребенок, у которого пропала мама. А на прошлой неделе вспомнил, что у меня была жена, самая прекрасная женщина на свете. И поехал сюда. И теперь уже не знаю – может, не плакать больше? Может, сразу застрелиться?
– Перестань, Гошка. Все плачут. Все хотят с собой покончить. Каждый. Каж-ж-дый. У нас вся застава по утрам ходит с красными мордами и друг на друга не смотрит. А мы-то проснулись кто в начале лета, а кто и весной… Некоторые помнят, что у них дети были… Ты, главное, ищи. Ты плачь и ищи. Мы все ищем. Каждый как может, так и ищет. Иначе нельзя. Иначе ведь никакого выхода, да?
Белла ткнулась мокрым носом в дрожащую щеку Гоша и вздохнула.
– А у нее вот мужика убили, наверное, прямо на глазах, – предположил Родионов.
– Она собака, – помотал головой Гош. – Она умеет забывать.
– Мы тоже.
– Не так быстро. И потом, я не хочу забывать, понимаешь? Я фамилию свою забыл, я не помню, где был мой дом, чем я занимался, тоже не помню. Но любовь… Я не забуду. Ты не забудешь. Нам же тогда жить будет незачем, Рэдди. Окончательно незачем.
– Вот поэтому и нужно искать, – сказал Родионов твердо. – Знаешь, Гош, мне действительно пора. То есть я уже на подходе доложил, что все нормально, когда тебя увидел, но тем более мне нужно обратно.
Гош потер ладонью глаза.
– Еще раз спасибо, что приехал. Но ты мне не сказал. Что значит – «считай, всегда» и «с сегодняшнего дня»?
– Ты первый, кого мы пропустили. Единственный проснувшийся, который пришел с нашей стороны. И, по-моему, двадцать пятый, кто вообще пришел. Или двадцать шестой.
– Ясно, – вздохнул Гош. – Эта антенна у тебя, это рация?
– Да. Тебе дадут. В Кремле дадут. Поезжай в Кремль прямо сейчас, там все тебе расскажут, что захочешь, и все дадут. У нас каждый человек на вес золота, ты же понимаешь. Даже такие, как я.
– Какие? – усмехнулся Гош.
– А такие, что в ноль, – не очень ясно, но вполне понятно высказался Родионов. – Зомби.
Гош закусил губу, чтобы сдержать улыбку. Уж на кого Родионов не походил, так это на зомби. Эмоции из него перли во все стороны.
– Ты небось заставу строил? – поинтересовался Гош, надеясь если не польстить однокласснику, то хотя бы переменить тему.
– Не-а. Понятия не имею, кто ее строил. Она была уже. И техника стояла. Откуда взялась… Тоже загадка, Гош. Все подъезды к городу закупорены. Даже наверху, на Кольцевой, все проемы в отбойнике завалены. Как будто здесь кто-то оборону держал. И не пехоту ждал, а танки. Короче, армию.
– Ты, я надеюсь, армию не ждешь? – осторожно спросил Гош.
– Почему? Вдруг припрется.
– Военные мертвы, Рэдди. Все. Поверь хотя бы на слово. Я видел. Я проехал несколько городов и везде первым делом совался в войсковые части. Кругом истлевшие трупы в погонах. И знаешь, Рэдди… Очень истлевшие. Чересчур. А оружейные комнаты вскрыты, причем грубо. И разграблены. Как ты думаешь, сколько мы проболтались без понятия о себе? И чем мы занимались в это время?
– Я не пытался считать, – вздохнул Родионов. – Но с такой информацией тебе, честное слово, обязательно нужно в Кремль. Тебя ждут давно.
– Не понял? – удивился Гош.
– Не знаю, чем занимался я, пока спал. Но чем занимался ты, я в курсе.
– Совсем не понял… – упавшим голосом повторил Гош.
– Ты несколько раз появлялся у нашего поста. Стрелял по нас из этой своей штуковины, требовал, чтоб пропустили, и крыл матом всех московских и Бориса в отдельности. Мы уже совсем было собрались тебя пристрелить, но Борис запретил. Сказал, что нужно ждать, что ты обязательно проснешься, и тогда уж выяснится, откуда ты его знаешь и за что вообще так не любишь москвичей.
Гош ошарашенно молчал. Ему хотелось извиниться – но за что? Никогда он сюда не приезжал, ничего не просил и никакого Бориса ведать не ведал.
– А этот… Борис, – пробормотал он наконец. – Борис меня помнит?
– Не знаю. Похоже, нет. Так что тебе прямая дорога в Кремль. Там наш комитет, а Борис его председатель. Вот и встретитесь…
Гош помотал головой, стряхивая оцепенение.
– Хорошо. Я буду в Кремле завтра, – сказал он. – Слушай, а если крысы, или собаки те же, или еще что-нибудь?
– Ну?
– Ну, я стрельну, а вы опять на уши встанете.
– Мы не услышим. Ты отъедешь еще на пару километров, и мы просто не услышим. Да, кстати! Точнее, между прочим – так, кажется, надо говорить?
– Смотря о чем.