— Не говорите ему, что я жаловалась, — с умоляющим выражением прошептала она. — Ни в коем случае!.. Все равно ничего не выйдет. Ничего, кроме новой ссоры и новой мигрени… Ничего не надо, Толя…
— Но послушайте меня, Варвара Алексеевна…
Она по-прежнему испуганно мотала головой, полная страха перед собственными признаниями.
Толя простился с нею и пошел одеваться.
Если бы она не провожала его, верно, все обошлось бы. Но так страшась сына, она в то же время была очень неосторожной. Конечно, Коле как раз в эту минуту понадобилось что-то на кухне. Заметил ли он раньше чужое пальто на вешалке — неизвестно. Но теперь, увидев вместе мать и Толю, все сразу понял, обо всем догадался, тем более что Варвара Алексеевна, точно напроказившая и застигнутая на месте преступления девочка, бегом укрылась к себе.
Толя уже снял с вешалки пальто, но тут снова повесил его, спросил:
— Кто там у тебя?
— Свои!
Только что, проницательно вглядываясь в мать, Коля был полон скрытого гнева, вот-вот готовых сорваться злобных упреков, теперь взгляд его, обращенный к товарищу, искрился вызовом и насмешкой.
— Идем, — сказал Толя, — поговорим.
— Пошли!
В комнате были и оба Голубовы и Олег.
— Здравствуйте!
— А-а-а, сон в руку! Ты откуда вдруг?
— Товарищ секретарь был у мамаши, — ответил Коля и, деловито обращаясь к Толе, спросил: — Конференция у вас уже закончилась? Коммюнике будет обнародовано?
Толя, не отвечая, поочередно оглядел всех присутствующих.
— Или у вас тайное соглашение?
— Нет, у меня с твоей матерью был разговор прямой, откровенный. Вы все отлично знаете, по какому поводу.
Тут Олег, выпрямившись в торжественно-шутовской позе, вытянул уличающий палец и звонко продекламировал:
— Доколе же, Катилина, ты будешь испытывать наше терпение? Долго ли еще… — и, внезапно перейдя на самую будничную скороговорку, закончил: — и так далее, как сказал Марк Туллий Цицерон, вскрывая козни заговорщиков против свободы и демократии.
Все дружно захохотали. Магнитофон продолжал свое неустанное дело.
— Послушайте… вы!.. Цицероны, Петронии, Аристофаны! Совести у вас осталась хоть крупинка? Как можете вы в глаза Варваре Алексеевне смотреть после всего, что здесь натворили?
Толе казалось, что, заговорив таким тоном, он сразу собьет компанию с их испытанной, шутовской, защитной позиции, заставит их сойти с петляющей иронической стежки на дорожку строгих и точных ответов. Он ошибся.
— Да ну-у-у! — весь сморщившись, точно ненароком уксусу хлебнув, вступил со своим обычным плаксивым междометием Русый. — Опять свою волынку затянул!.. Ты их побольше слушай, предков-то, они наговорят!.. Известно — отцы и дети!.. Еще Тургенев писал…
Опять все рассмеялись.
— А что? Не верно я говорю? В натуре!
Олег собирался выключить магнитофон, но Рыжий загородил собой полированный ящик, сказал, что музыка никому не помешает, а, напротив, только поможет душевному разговору между товарищами.
— Тем более, — поддержал Коля, — сейчас будет выдана нам здоровенная порция благороднейших нравоучений. Валяй, Толя, под саксофоны и под Бинг Кросби. Если уж непременно подыхать нам от скуки, то хоть с музыкой!.. Ребята! — обратился он к товарищам. — Живо занимайте места согласно купленным билетам, представление начинается.
Сам Коля расположился на диване со всеми удобствами — сбросил домашние туфли, занес ноги в носках высоко на валик дивана, подложил себе под локоть мягкую, узорами расшитую подушку, а все остальные поспешно расселись в разных концах комнаты на стульях.
Комедия разрасталась. С минуту Толя не находил слов, но потом справился и, уже подлаживаясь под общий тон, сказал:
— Представление? Нет, друзья, пока только пролог. Самое представление придется устроить вам несколько позже, когда каникулы кончатся. Все четверо вы получите бесплатные контрамарки, и посмотрим тогда, как вы будете держаться на специальном, только вам посвященном заседании бюро комсомола… Полагаю, что там вы не посмеете паясничать.
Была долгая пауза. Переглянувшись с товарищами, Коля спросил:
— Чего ты хочешь?
— Чего хочу! К сожалению, об этом бесполезно говорить с вами. Сколько пробовал — без толку… А сейчас, после разговора с Варварой Алексеевной, хочется горячих вам надавать, чтоб у вас морды с неделю огнем горели.
Толя резко повернулся и пошел к двери.
— Погоди! — вдогонку сказал Ивановский. — Раз пошел разговор на таких высоких нотах, подожди, я объясню.