— Не здесь. Не сейчас, — уже взявшись за ручку двери, обернулся Толя. — Объяснения будешь давать, товарищ Ивановский, там, на бюро, когда тебя вызовут.
И Толя ушел, хлопнув дверью.
Некоторое время все четверо молчали. Зато потом заговорили все сразу, повскакав со своих мест, энергично жестикулируя, теснясь в кучу, перебивая друг друга.
Впрочем, высказывания были вполне успокоительные, один лишь Рыжий пищал: «Эх, Колька, и размазня ты!.. С родной матерью не справился».
Коля вскоре надолго вышел из комнаты.
Олег беспечно подкручивал регуляторы магнитофона.
Братья тихонько переговаривались в отдалении. Русый поминутно повторял свое: «Да ну-у-у, поду-у-умаешь!», а Рыжий все-таки немножко сомневался, тревожился.
Дело в том, что в минувшее воскресенье «бизнес» на рынке, как нарочно, завершился у них маленькими неприятностями: обоих с «товаром» доставили в милицию, и там сам начальник отделения — толстый майор с седой, бобриком стриженой головой — лично допрашивал их. Брезгливо касаясь вываленных из чемоданчика на стол трикотажных изделий с фальшивыми иностранными этикетками, пластмассовой бесцветной, тоже сработанной под «загранвещь» оправы для очков, вычурной, с узорами дамской сумочки, он составил всему опись и потом долго распространялся — не хуже Праведника — насчет добра и зла, пригрозив сообщить в деканат о воскресных занятиях на рынке двух студентов.
Склонив чуть не к самому плечу круглую голову, майор ядовито заметил: «Мы уже давно, голубчики, присматриваемся к вам!» — и тогда братья изобразили крайнюю степень вины и раскаяния. Чего только не наговорили они старому майору: «Товарищ начальник, мать у нас полгода уже как болеет… отец — сталевар с «Серпа и молота», честное слово, товарищ начальник, и он один добытчик на всю семью!.. Ну, чего сделаешь?.. Ну, ищешь, товарищ начальник, чем бы помочь… Стараешься, кидаешься во все стороны… Правда же!.. Товарищ начальник, больше ноги нашей не будет на Птичьем… И вообще!.. Товарищ начальник!»
И, кажется, разжалобили. Отпустил их майор вместе с «товаром», отечески погрозив на прощанье… Но что если он все-таки отрапортует в университет? Тогда — локш!..
— Да ну-у-у! — возражал брату Русый и в подкрепление столь ограниченных своих речевых ресурсов пускал в ход всевозможные ужимки и гримасы.
— Вы о чем? — лениво поинтересовался Олег.
Но в этот миг из глубины квартиры послышался Колин негодующий крик, — он кричал и угрожающе стучал кулаком по чему-то зыбкому, дребезжащему. Русый подмигнул, шепнул: «Ого! Дает кореш жизни!»
Коля вернулся разгневанный, с пылающим лицом. Он принес неутешительные вести: мать все выложила Праведнику. Должно быть, она нажаловалась не только со всеми подробностями, но и со всяческими преувеличениями.
И странно — именно с этой минуты все, кроме Коли, обрели утраченное было спокойствие. Мало того, и веселость вернулась к ним. Вскоре оба Голубовы с увлечением отбивали ладонями по стульям замысловатые ритмы блюзов, а Олег дирижировал и пританцовывал…
Толя дома, пробуя избавиться от досадных мыслей, стал снова просматривать уже прочитанный за завтраком номер «Комсомольской правды». Напрасные старания. Читал он о множащейся молодежной славе на промышленном строительстве в заполярных широтах, в цитрусовых садах и на чайных плантациях в Закавказье, на высокогорных пастбищах Памира, а думал о другом… Отложив газету, глянул он в тот волшебный угол, где еще так недавно, в час утренних сумерек, роились перед ним счастливые мечты о вчерашнем и завтрашнем. Ничего там больше не было — ничего, кроме зияющей из-под окантованной картинки части ободранной, трухлявой, жалкой стены.
И тогда, стиснув зубы, он погрозил кулаком за окно — туда, где были «нюмбо-юмбо».
9. Если бы…
В эту зиму на страницах всех газет специальный календарь «Сорок лет назад» напоминал обо всем, что происходило в стране в 1917 году. Страна оглядывалась в прошлое, с гордостью перебирала в памяти малейшие подробности исторических дней, готовясь к сорокалетней своей годовщине. А «готовясь» — значило на языке диктатуры пролетариата: добивалась все новых трудовых побед, осваивала новые миллионы гектаров целинной земли, вводила в действие все новые энергетические мощности, новые предприятия тяжелой промышленности, новые комбинаты и фабрики легкой промышленности, перестраивала на новых основах всю систему управления гигантски разросшегося народного хозяйства, ставила перед колхозами и совхозами все новые богатырские задачи — такие, как увеличение в 3,5 раза в кратчайший срок уровня животноводства, чтобы догнать в производстве мяса, молока, масла на душу населения Соединенные Штаты Америки.