В следующую секунду он зачастил:
— Добрый день! Мое почтение! Потрястись для развлеченья есть охотники иль нет?
Площадь ответила перекатывающимся веселым гулом, а десятки голосов с разных концов подбодрили его:
— Давай! Жми!
Вадим, балагуря, продолжал сыпать стихами. Но вот, заметив Лиду неподалеку от машины, он умолк, разыграл счастливейшего из смертных, прижал обе руки к сердцу.
— Ах, и хороша девочка Лида! — обратился он к ней, рванувшись к самому краю кузова. — Лидочка, с праздничком!
Кажется, вся площадь обернулась к Лиде, тысяча веселых, любующихся глаз смотрели на нее, и тогда она тоже улыбнулась всей толпе сразу, забыв о соседстве того человека.
Балагур на ярко озаренной площадке, — балагур, несущий всякую околесицу, — вдруг сделался серьезным, даже строгим, он широко простер руку, требуя тишины и внимания.
Тесно толпятся возле Лиды знакомые и незнакомые лица. И все с настороженной улыбкой вслушиваются в стихи и, косясь на Лиду, простодушно ищут в ней подтверждений певучим словам. Но, конечно, очень скоро все убеждаются, что на этот раз в выступлении разъездного конферансье нет никакой скрытой потехи. Верно, он с самого начала обратился к Лиде. Правда, он все время смотрит на нее и читает как будто только для нее одной, но речь все-таки ведет совсем о другой Лиде… Озаренный снопами прожекторов чтец рассказывает о юной человеческой любви, душистой, как самый воздух в этот весенний вечер… Мальчик, что «в доме напротив живет», влюбился без памяти в девочку Лиду, он повторяет имя девочки, когда ложится спать, и с этим же именем просыпается… Ах, и молодчина Вадим Королев — так хорошо он читает! Вырастет мальчик, возмужает он — и тогда всюду, «на всех перекрестках планеты», будет писать имя любимой:
Закончил Вадим и тут же, помахав кепкой, чтобы прервать аплодисменты, крикнул:
— Первым номером нашей программы… уральский девичий хор!
Девушки в сарафанах полезли по приставной лестничке на площадку кузова — одна, другая, третья… Пятнадцать девчат выстроились в два ряда и все одинаково сложили руки на груди.
Вдруг кто-то сзади тронул Лиду за локоть. Она оглянулась, увидела Ваню, Ваню с велосипедом, такого ликующего, такого нетерпеливого в своем счастье обладателя.
— Купил?.. Дождался-таки очереди! — обрадовалась Лида шепотом, потому что как раз в эту минуту девушки начали петь. — Ой, как хорошо!.. — Она почти с нежностью, как к живому существу, прикоснулась к машине, погладила, поласкала руль.
— Купил… Купил… — тоже шепотом, чтобы не мешать никому из соседей слушать хор, ответил Ваня и еще порядочно времени после этого все качал головой в подтверждение сбывшихся во всей полноте мечтаний.
Девушки пели, и многие окна в домах вокруг площади были открыты, в окнах тоже теснились головы зрителей.
— Миша… Там! — с гордостью шепнул Ваня, показав рукой по свету прожектора, и Лида поняла, что сегодня и Миша будет участвовать в концерте.
После уральского хора был музыкальный ансамбль — аккордеон, две гитары и труба, — потом снова Вадим Королев исполнил шуточную про паренька, бросившегося в реку холостым, а выбравшегося обратно женатым… Когда же Миша? Да будет ли он вообще? Правильно ли поняла Лида своего приятеля?
И, радуясь вместе с Ванюшкой, она любовно оглядывала машину, ощупывала кожаное, поскрипывающее ее седло, осторожно нажимала ногой на педаль… А-а-а, вот теперь, конечно, будет Миша! Тонким комариным писком разнеслась над площадью свистулька, ударили невидимые тимпаны — дребезжащий, похожий на сдержанный стон звук тонких медных тарелок… Конечно, теперь Миша, раз китайская музыка. Вот он — голый по пояс — вскочил с тяжелой штангой в руке на площадку. В такт поминутно меняющемуся ритму тарелок штанга сама собой завертелась вокруг Мишиного тела. Это было неожиданное и непостижимое зрелище. Гремучий длинный жезл, тяжелый, металлический, рассеивая во все стороны треск скрытых в нем дробинок, летал, как живой, со спины Миши ему на грудь, вился вокруг кисти вытянутой руки и вдруг подскакивал к сгибу, на согнутый локоть и дальше, к бицепсам, взбирался на плечо, перебирался на другое, снова прятался за спину и опять, переворачиваясь, описывал круг, падал на грудь, кружил вокруг пояса, плясал на плечах. Всего удивительнее было, что акробат не прикасался пальцами к штанге ни на единый миг, она летала только под невидимым действием сокращающихся мускулов тела.