Теперь только Лида увидела, как хорошо сложен Миша, — паренек небольшого роста, тонкий и гибкий. Каждый мускул его, все сплетения и узлы мышц одинаково были крепки и упруги.
Металлический жезл, издавая непрерывный треск, летал и летал, то замедляя, то ускоряя движение под писк свистульки и стоны тимпанов.
Китайская акробатика оказалась последним номером в программе этой бригады затейников. Зрители еще аплодировали, а уже мощный столб света из дальнего конца площади угас; на некоторое время, пока к фонарям на столбах не вернулась полностью их сила, вокруг улегся густой мрак. Участники самодеятельности всей компанией стеснились в кузове, оградились бортами на крепких железных засовах и помчали на другую площадь.
Приготовился и Ваня на велосипеде следовать за ними. Но Лиде захотелось хоть чуть-чуть, ну, самую-самую малость, еще поговорить с ним. Просто, не могла она не поделиться мыслями, так обильно нахлынувшими на нее от этой чужой, странной, стонущей музыки, от чужого искусства, такого особенного, и даже от самого облика Миши, до сих пор казавшегося ей маленьким, просто тщедушным, — а вон какой это на самом деле молодец, атлет, буквально поразивший ее красотой сложения, крепостью и ловкостью каждой точки своего тела. Все равно — поймет ее Ваня или нет, а только пусть слушает…
— Хунань! — сказала она, придерживая Ванюшку за локоть, в то время как он взялся обеими руками за руль и уже поставил одну ногу на педаль. — Да боже мой, я понятия не имею, что это такое — Хунань и где она, что там, какие там реки или горы, холодно у вас или жарко… Ничего не знаю!.. И все-таки Хунань мне стала близкой-близкой, она родной стала… Понимаешь?
Ваня давно знал это слово — «Понимаешь?» — и давно заметил также, что русскому собеседнику очень приятно, если в ответ на это слово покивать утвердительно головой. Он и на этот раз кивнул.
— Хунань! Мне очень хочется, чтоб у вас был в этом году и в будущем тоже громадный урожай… Понимаешь? Громадный!.. Вот такой! — как могла шире развела Лида руками. — И чтобы промышленность у вас богатела день ото дня, как у нас. И чтоб дети бегали в ваших краях здоровые, веселые, румяные… Понимаешь?.. Ну, вот так точно мне хочется радоваться вашему счастью, как вы здесь радуетесь нашим делам, нашим успехам, нашему бессемеру… Ясно?
И уже Ваня никуда не торопился, снова опустил ногу с педали наземь, повернул руль, чтоб было удобно и ему самому и красивой русской девушке, славному другу, облокотиться о шлифованные металлические рога с шершавыми пробковыми наконечниками. Близко склонившись к лицу девушки, он внимательно слушал, как всегда, старался разгадать смысл чужой речи по звучанию голоса, по шевелениям губ, по свету добрых, сияющих, ласковых глаз. А ко всему этому нет-нет да и прибавлялись несколько знакомых уже слов и выразительные, полные живого движения жесты.
— Хорсё! — радостно и убежденно воскликнул он, оглядывая площадь с веселой толпой, музыкантов вдали со сверкающими медными инструментами, опять рассаживающихся за своими пюпитрами. — Очень хорсё! Китай, Россия… Так! — Он с силой и нежностью сжал девушке руку. — Очень хорсё есть! Да?
— Да! — И левой свободной рукой она коснулась его жестких, стриженных под машинку волос на затылке. — Куда нас теперь после бессемера пошлют? Хорошо бы опять вместе, на прокатный бы цех… А?
Снова заиграл на площади оркестр, и опять прежний рослый парень объявился подле Лиды, звал танцевать.
Нет, она сейчас не хочет… Не может…
Как ни уговаривал этот славный парень, с которым так удобно танцевать, Лида не уступала, отрицательно покачивала головой и только ласково улыбалась, чтобы смягчить отказ.
Парень ушел в толпу. Ванюшка, следя за каждым движением девушки, спросил:
— Лесей?
— Что?.. — удивилась она. — Алексей?.. Вот этот?
И вдруг с изменившимся, испуганным лицом уставилась на незамеченную прежде пластинку из жести с регистрационным номером: 2122!
— Ваня!.. Ты где купил эту?.. Ты в магазине купил велосипед?
— Купил? — еще улыбаясь, еще не чуя никакой беды, спрашивал и он. — Магазин? Нет магазин!
— Нет?..
Никаких больше сомнений! Да и помнила она, слишком хорошо запомнила самохинскую «мнемонику»: закрепись на цифре 21 — и все! Дальше стоит только прибавить следующую по порядку цифру 22.
— А ну-ка, живо! — она не просила, не звала, она приказывала. — Едем сейчас же! Я буду показывать тебе дорогу… Давай!