В следующее мгновение Алеша уже боролся с Глушковым, на помощь ему поспешили и Самохин и Ваня. Глушков сопротивлялся бешено, справиться с ним даже втроем оказалось не так-то просто. Разлетались и падали в разные стороны табуретки, стулья, сдвигались с мест своих тяжелые тумбочки, свалилось и вдребезги рассыпалось по полу осколками туалетное зеркальце.
Наконец Витьку удалось смирить, руки ему накрепко связали его же собственным поясным ремнем. Шумно сопя и дыша, вывернули ему все карманы, отсчитали из найденных денег сколько следовало обманутому Ван Цзи-вею.
— Так… Теперь… теперь зовите Анастасию Степановну, — попросил Алеша. — Кто-нибудь… — Он по-прежнему еще тяжело дышал после борьбы, а в уголках его рта пузырилась вместе со слюной кровь, он все сплевывал в платочек, все утирал разбитый рот. — Юрий! — приказал он. — Ты пойдешь… Сейчас же приведи Анастасию Степановну.
Самохин ушел исполнять приказание.
Тут только Алеша увидел, что Лида, присев на корточки, возится в глубине комнаты над лежащим на полу без движения Медведевым. Ванюшка, суетясь, подавала ей воду в стакане. Алеша кинулся к ним в испуге, но тут же и успокоился: Володя уже приходил в себя, ворочал головой, противясь Лиде, мокрым платком смачивавшей ему виски и лоб…
— А ну, давайте… перенесем его на кровать. Живо! — распорядился Алеша и тут же принялся за дело.
В эти несколько минут он совсем забыл о Витьке, а когда вспомнил, того уже не оказалось в комнате.
Вскоре вернулся Самохин, приведя с собой Анастасию Степановну. Старая воспитательница удрученно молчала, то присаживаясь к столу, то перебираясь к раскрытому окошку. Осколки зеркальца трещали под ее шагами, и она вздрагивала от этих звуков, стараясь ступать мягче, на носочках.
— Самое худшее, что только можно было ожидать, — наконец-то сказала она и машинально стала собирать разбросанные по столу остатки Витькиных денег. — Ах, мальчики, мальчики… Недоглядели, погубили товарища…
Юра и Ваня поспешно приводили комнату в порядок, расставляли по местам мебель. А Лида заметала с пола в железный совок тяжело, с тупым звоном шуршащие осколки зеркальца. К одной только постели Глушкова никто не притронулся: на ней поверх заправленного ворсистого коричневого одеяла по-прежнему валялись брусок сыра, отрезок копченой колбасы, пустая бутылка из-под водки.
— Ну, что ж теперь… — томилась старушка воспитательница. — Теперь уже… — Она набрала полную грудь воздуха и, долго сдерживая его за раздувшимися щеками, стала потихоньку выпускать сквозь сомкнутые губы. — Теперь уже нечего больше делать — в милицию надо. Теперь — все… А где же Королев?
Алеша объяснил, где сейчас Вадик: праздник на улицах продолжается, и он, конечно, разъезжает по площадям со своими бригадами самодеятельных артистов.
— Он один среди нас с добрым сердцем.
— Ну что вы, ей-богу, Анастасия Степановна! — не выдержал, застонал на своей кровати Володя Медведев. — Даже и сейчас вы оправдываете своего Глушкова, убиваетесь по нем… Честное слово, зло берет.
— Да, да! — поспешно откликнулась на это старушка. — Теперь уж ничего нельзя сделать, теперь он конченый человек… Кто пойдет в милицию?
— Я пойду, — вызвался Самохин.
А по всему городу по-прежнему звучали песни, играли оркестры музыки, и чистое, празднично усеянное звездами небо простиралось над весенней землей…
Витька Глушков долго бродил по улицам. Кто-то помог ему высвободить связанные ремнем руки. Чужой праздник оглушал его. Чужая радость угнетала его. Куда ему было теперь податься? В карманах ни копейки, и даже рюкзак с вещами остался там, под кроватью… Он сам не заметил, как очутился на Суворовской. Конечно, Кати и теперь нет дома. Она где-нибудь там, где смеются, пляшут, веселятся… Конечно, она там…
Вдруг почувствовав такую усталость, что колени сами собой стали подгибаться, Глушков опустился на каменные, выщербленные под ударами стольких ног ступени крыльца.
Что ему было делать? Даже и в том случае, если бы рюкзак был с ним и деньги оставались у него в кармане, все равно бежать было бессмысленно: мильтоны, конечно, уже предупреждены и дожидаются его на вокзале.
Он сидел на ступеньке, приклонившись головой к стене дома, и незаметно задремал. Иной раз слышал он, как отщелкивали по ступенькам чьи-то шаги, — люди спускались или поднимались мимо него на крыльцо. Однажды группа молодых ребят и девчат задержалась подле, они совещались, гадали, что с ним, — пришли к выводу, что паренек ради праздника хватил лишнего, и разошлись со смехом. Потом явственно прозвучало его имя.