Подведя общие итоги учений, начальник 16-й штурмовой дивизии и проверяющий из опетского генштаба настоятельно рекомендовали всем экипажам 63-й бригады уделить особое внимание отработке взаимодействия между кораблями и сработанности экипажей, а особенно отработке тактических приемов штурмовки тяжелых звездолетов. Это означало, что экипажи будут появляться на базе лишь затем, чтобы отоспаться, пополнить боезапас и антивещество.
Все это проносилось у Масканина в голове бесконечным круговоротом мыслей. Его совсем не страшила перспектива бесконечных полетов, маневров и напряженной самоотдачи. Уж лучше понапрягаться на учениях, чем погибнуть в первом же бою.
Не заметно для самого себя, Масканин в задумчивости дошел до капонира, под которым скрывался ангар. Рядом – у холма высотой с человеческий рост стоял облаченный в бронескафандр и вооруженный стэнксом часовой матрос. Часовой узнал своего командира и козырнул. Ответив ему, Масканин подошел к шлюзу и набрал комбинацию на идентификаторе киберзамка. Толстая бронированная дверь с шипением отошла в сторону. Открылся вход в кабинку гравилифта, который доставил пассажира под землю.
Защищенный бронеплитами и антиядерными генераторами, ангар сообщался сетью тоннелей с подземными складами боеприпасов, комплектующих узлов для ремонта и хранилищем антивещества – топлива для межзвездных двигателей. У штурмовика царило оживление. Здесь копошилось более десятка техников из наземного обслуживающего персонала и в два раза больше роботов. Рядом с открытыми люками и рампами застыли небольшие самоходные гравиплатформы, груженные контейнерами с инструментами и аппаратурой.
У самого носа огромными желтыми цифрами красовался бортовой номер "26", неестественно яркий в искусственном освещении. Слева от номера была нанесена снежно-белая эмблема 63-й бригады в виде ромба с соответствующими цифрами.
Вытирая испачканные руки о покрытую пятнами спецовку, к Масканину подошел кондуктор Алпатов – специалист по двигателям и начальник обслуживающей команды. Предупреждая его намерения сделать доклад по уставу, Масканин просто протянул свои пять, не заботясь, что может испачкаться сам. Они крепко пожали друг другу руки.
– Ну, и как наши дела, Егорыч? – спросил Масканин, обводя оценивающим взглядом штурмовик.
– Движки и антигравы в порядке, командир, – поспешил обрадовать Алпатов. – В общем, проблем нет, кроме системы перезарядки "Орнеров".
– Анвер здесь?
– На борту. Он вместе с Драновским возится.
– Пойду-ка гляну что там у них.
Масканин вскинул руку с часами.
– Ого… Уже пол-одиннадцатого.
– От комэска, командир?
– От него, Егорыч, – угрюмо подтвердил Масканин, два часа усердно слушавший недовольное пыхтение Артемова, дивясь при этом его буйной фантазии по части общих умственных недостатков командиров кораблей. Артемов перемолол каждую косточку всей эскадрильи, разошелся не на шутку.
Алпатов понимающе кивнул.
– Разнос устроил капитальный… Но, он прав, – сказал Масканин, – тысячу раз прав.
Во время "штурмовки" крейсера дала отказ система перезарядки правобортовой противоракетной установки, четыре "Орнера" оказались заблокированными. И хотя не это явилось прямой причиной "гибели" штурмовика (скорее просто губительный огонь "Ермака"), но отказ внес в это дело свою лепту.
– Смирно! – крикнул кто-то из матросов, когда Масканин вошел в нужный ему отсек.
– Вольно.
В отсеке находились командир противоракетной батареи мичман Анвер, техник по вооружению боцман Драновский и два матроса наземного персонала. Все четверо были одеты в спецовки и выглядели устало, но уж точно не угрюмо.
– Что тут у вас? – с ходу вопросил Масканин, осматривая их одинаково чумазые лица. И где ж они так вымазались?
На молочно-белом нишитском лице Анвера появилась довольная улыбка. Он похлопал рукой по одному из вскрытых блоков.