— Что за…
Анхел сплюнул кровь в раскрытую дверь, когда получил в челюсть удар, сравнимый с падением со второго этажа.
Сломанная кость тут же начала срастаться, а во рту появился вкус металла.
— Знал, что ты мне понравишься, ты похож на меня. Сначала целишься в шею, а не в глаза, как другие. — Мужчина, провел рукой, поправив, ворот водолазки, и наклонился, раскрыв свою сумку. — Даешь жертве время осознать, кто ее убивает. Ты прирожденный асассин, не солдат. Тебе не место в рядах Кардинала.
Анхель вправил челюсть рукой и бесшумно вытянул ремень из джинс, обмотав его вокруг ладоней, чтобы получилась удавка.
— Ты хочешь меня задушить? Мне не нужен воздух. — Противник оглянулся, ухмыляясь, и достал из сумки полиэтиленовый пакет с пачкой глянцевых фотографий. На фотоснимках Анхель успел рассмотреть обезглавленные тела женщин и мужчин. Люди. Инфирматы. Даже вампиры с обглоданными шеями, обескровленные и без голов.
— Ублюдок, что тебе нужно?
Анхель попытался накинуть удавку на врага, но тот просто вырвал один ее конец из его рук и с силой дернул вниз. Парень упал в ноги, но вместо того, чтобы отползти, снова схватился за ремень.
— Хочу поговорить, — устало ответил вампир. — Ты меня не знаешь, не пытайся дерзить и слушай.
— Мои друзья будут искать меня. Уже ищут.
Анхель незаметно продел ремень сквозь поручень у откидной ступеньки и схватился за него левой рукой, чтобы опереться. Длину ремня он затянул на запястье и крепко сжал, зафиксировав свою руку на поручне.
Правой рукой Анхель принялся вальяжно расправлять удавку, будто готовясь сново напасть, когда слова иссякнут.
— Это те друзья, с которыми ты сел в поезд? Один из них за умеренную плату согласился отвести тебя в последний вагон, чтобы мы могли поговорить с глазу на глаз. Я бы не ставил все на эту дружбу. Поговорим лучше о твоей матери. Смотри, вот тут у меня фотки, которые ее бы сильно расстроили…
Не успел он договорить, как Анхель схватился за его щиколотку и, крепко сжав ремень, продетый сквозь поручень выпрыгнул из вагона, протащив злодея за собой в открытую дверь. Повиснув на ремне и царапая ногами гравий на отсыпях, он разорвал кроссовки, в кровь содрал ступни и поломал пальцы на ногах. Мысли путались от свиста воздуха и бьющего по ушам стука металлических колес о рельсы. Зато противник, барахтающийся, удерживаясь за Анхеля, несколько раз приложился коленом к подвижной части состава и, в конце концов, отцепился. Гавнюк предпочел многочисленные переломы от падения, а не быть намотанным на колесо.
Анхель, кряхтя, втянул себя в вагон и осмотрел свои ноги. Запястье было сломано, но оно спасло ему жизнь. Кроссовки полетели в дверной проем, и следом полетела раскрытая сумка с фотками, молотком и щипцами, от которых Анхеля передернуло, как от удара током. Избавившись от вещей вампира, парень, хромая босиком и оставляя позади себя кровавый след, направился в купе.
Врать не пришлось. Он рассказал товарищам все, как было на самом деле. Настроение поменялось, и допив остатки крови для восстановления, Анхель завалился на койку. Слова убийцы о том, что кто-то из новых друзей предал его, больно жгли изнутри. Он не упомянул об этом, но твердо решил, покинуть попутчиков после встречи с Кардиналом, которая должна была состояться уже через несколько часов.
Глава 9. Светлячок в каменной шахте
Проснулась она от голода в темноте. В желудке нестерпимо резали Сашу изнутри желудочный сок и перезрелый помидор, съеденный накануне вечером. Шея под волосами была мокрой от пота, зато спать было тепло и немного душно. Прислушавшись, она не уловила отголосков дыхания рядом, и на ощупь, по стеночке добравшись до соседнего тюфяка, поняла, что он пуст. Поверх соломы лежала только какая-то тряпочка.
Повязав холщовый мешок на поясе, Александра выудила из него последнее яблоко и с сожалением съела. Выбравшись по памяти из спального угла, она поторопилась найти освещенный коридор и пошла по звуку.
Люди стояли в очереди в туалет, шаркая ногами в ботинках на босу ногу или почесывая помятые лица. Пристроившись в хвост очереди за двумя шептавшимися женщинами, Саша постаралась не подслушивать, хотя те лишь обсуждали свои болячки и делились страхами.
Нужду здесь справляли без стеснения, на глазах у всех, но для вновь прибывших это было неожиданным сюрпризом. Найдя глазами Веру и Лёню, которые помахали Саше, она немного успокоилась. Уже не так страшно. Уже можно и пережить. В сущности, кому она тут нужна. Каждый в очереди был занят своими мыслями. Посматривая в чернеющий провал, она добралась до выступа и, сев на нагретый чужими телами камень, попыталась расслабиться.
Возвышаясь над очередью из людей, рассматривающих пропасть и пол под ногами, она на миг почувствовала себя императрицей на троне ветшающего подземного государства. С прямой спиной встав и завязав брюки, она неторопливо прошла вдоль очереди, представляя как пожимает руки придворным и благодарит их за хорошую службу. Как дамы в бедных платьях вышагивают перед ней книксен, а мужчины с лысинами вместо париков склоняют в почтении головы. Ее Величество Александра I, последняя Императрица в изгнании со своими подданными. Лица людей казались ей теперь уже не такими чуждыми и враждебными, а, скорее, измученными и уже какими-то родными и знакомыми.
“Теперь не нужно никуда бежать, — подумала Саша. — Я дома. Здесь я и останусь. Где нет ни воров, ни лжецов, потому что нечего тут красть и лгать нет необходимости.”
Она подошла к ожидающим ее соседям. Взяв Лёню под локоть с другой стороны, улыбнувшись, оглядела пещеры и с чувством прочла слова поэтессы:
— Нет, и не под чуждым небосводом, и не под защитой чуждых крыл, я была тогда с моим народом. Там, где мой народ, к несчастью, был.
— О, Сашенька, давно эти стены не слышали стихов, — расстрогалась Вера, когда они направились к рыбачьему озеру, — ты, умница, но не теряй надежды, ты еще сможешь выбраться отсюда.
— Возможно, я уже и не хочу. — Призналась Саша.
— Это в тебе говорит человек, уставший от неудач и падений. И тебе кажется, что, ты уже готова жить на самом дне, лишь бы не подниматься и не упасть вновь. Готова лежать, чтобы не идти к новому разочарованию. Но вечная правда жизни, которую понимаешь лишь прожив ее, в том, что мы живем лишь тогда, когда делаем выбор: куда нам дальше идти.
— Дальше идти умываться, — ответил за Сашу Леонид, — Потом пить воду. Нужно сделать не меньше десяти глотков. А потом идти на работу.
— Что за работа? — Всего лишь месяц назад она бы представила белую рубашку и окно кассы, но здесь это слово могло означать что угодно.
Сняв брюки и обмыв в общей луже шею, ноги, руки и подмышки, Саша вышла на берег и натянула одежду. Чище она не стала, но какое-то ощущение свежести все же появилось.
— Распределяющие сейчас Фефел и Богдан. Кого отправляют на лесопилку, кого на рыбалку, бывает на ферму рабочие нужны, но сейчас не сезон. Остальных в шахту. Там работа тяжелая, и бывают обвалы. — Объясняла Вера, попутно показывая, из каких ручьев, бегущих со стен можно пить. Вода была холодная, в нескольких ключах солоноватая, и в одном сладкая со странным привкусом. — Может, и еще где-то люди нужны, на варке, на стройке, наверху скажут. Раньше-то я часто там бывала, но как с Лёней стала ходить, то только в шахту. Плохо ему наверху, да и нет там от него никакого толку. А в галитовой шахте у него важная работа, он за качеством следит, на это у него глаз намётан и спина крепкая.
Наконец все трое отправились в большую пещеру, где вчера спускали бочку с едой. В этот раз бочка была перевернута дном вверх, а с потолка через потолочное окно лился светло-серый лучик рассвета, принося с собой свежий воздух и запах росы.
Над бочкой стояли двое крепких мужчин, из тех, что имели право подходить к еде в первую очередь. Положив на деревянное донышко обрывок бумаги, они ставили угольком палочки по числу людей напротив нескольких записанных слов. Пять палочек — и зачеркивали, таким образом следили лишь за количеством работников, без имён.