Вера дождалась очереди и подтолкнув Лёню сообщила, что они как обычно идут в шахту. Мужчина, не поднимая головы от бумаги, поставил две палочки.
— Я хочу попасть на лесозаготовку. — Уверенно сообщила Саша, когда настал ее черед. Оба распределяющих оглядели ее с ног до головы и тот, что с бородой и со сломанной душкой очков в нагрудном кармане, ответил:
— Слишком тощая, ты мало нарубишь. У нас будут проблемы.
— Я уже была на заготовке, и могу нарубить много дров, знаю чем отличается ольха от… от других деревьев. Запишите меня в лес. — Настаивала на своем Саша.
— В шахту. — Отрезал второй и выкрикнул кому-то за Сашиной спиной. — Ворчун! Забери ее, будет у вас за светлячка, худенькая, везде пролезет.
Женщина позади Саши грубовато оттеснила ее от бочки и, вручив каждому распределяющему по крупному помидору, сообщила, что хочет попасть на озеро.
Медленно удаляясь от освещенного центра пещеры за Верой и Лёней, Саша окончательно поникла, осознав, что яблоки завернутые в бумагу, и которыми она так рада была завтракать и самозабвенно делиться с хорошими людьми, предназначались для оплаты ее выхода из пещеры.
Опустив голову, она брела за остальными, коря себя и жалея, пока путь ей не преградил мужчина с большим животом.
— Новенькая? — Скептически осмотрел ее крупный в талии Ворчун. — Значит, слушай. Объясняю один раз.
Он вручил Саше большой фонарик на батарейках со шнурком и деревянную коробку, завернутую в мягкую ткань, а сверху на нее кинул маленький мешочек.
— Не потеряй. И фонарик береги, не урони, а то без света заблудитесь в шахте. Будешь идти в середине группы и направлять фонарик в потолок и чуть вперед, чтобы видели, куда идти. Да пока не включай, здесь и слепой дойдет. Скажу, когда. Крикнут ”Свет!” — это тебе, бежишь на голос. Группу свою запомни, чтоб знать, к кому возвращаться будешь. И клетку с птицей всегда с собой носи, корми раз в два часа, говори с ней, чтоб пела птичка. Внимательно следи, если начнет себя странно вести или стелиться по полу, выводи всех наверх, и своих и другие группы. Запомни, птицу надолго одну не бросай, следи, чтоб не затоптали, до конца смены за нее головой отвечаешь. И за фонарь. Все поняла?
Саша кивнула и, спрятав фонарь в мешок на поясе, в карман брюк положила мешочек с кормом и отогнула тряпочку: в руках у нее была деревянная клетка с канарейкой. Буро-желтая взъерошенная птичка спала, сидя на поперечной жердочке, но уловив свет факела, проникнувший под ткань, немелодично чикнула и повернула голову. В ее зрачке-бусинке Саша увидела свой силуэт, и стальной иглой в сердце пронзила ее глубокая нежность к этому заточенному в клетке как и она крошечному созданию. Птице едва хватало пространства, чтобы расправить крылья, но это была настоящая живая канарейка. Открыв клюв, она издала короткую трель, которая музыкальным зовом отразилась от стен коридора, уходящего вглубь скалы.
— Не канарейка. — С любованием произнесла Саша, вставая в середине группы из пяти человек. — Кенарь. Это мальчик. Девочки так не поют.
Ворчун ухмыльнулся и через плечо кинул, что ему все равно, лишь бы не померла. Процессия двинулась вперед по коридору. Чуть впереди в группе Ворчуна шел Лёня в длинной доской на плече, словно Иисус с крестом. И рядом с ним Вера. Она завязала платок на голове и опустила его на самые брови.
Люди шли быстро, а Саша старалась запоминать коридоры и одновременно поглядывать на птицу. Клетка чуть покачивалась в ее руке и пернатый комочек ожил, начал переступать с лапки на лапку, балансируя в подвижном пространстве.
Они миновали еще одну залу с высоким сводом, под потолком которой нависал массивный плоский скальный выступ, и над ним в стене виднелись очертания изящной лакированной двери со скобой с потухшим факелом слева. Стены возле выступа были шершавые, но ни ступеней, ни лестницы наверх видно не было.
Никто не обращал внимания на дверь и не смотрел на верх. Все просто шли мимо, петляя коридорами, в которых Саша пыталась запомнить каждый начертанный на стене символ и стрелочку.
Стены пещеры начали меняться. Появились глинистые участки, среди которых прожилками проступали белые борозды. Потолок стал ниже и проход сужался, теперь пройти в ряд мог лишь один, и группы выстроились в линию.
Масляные фонари и факелы давно остались позади, и пещера погрузилась во мглу, но люди продолжали идти в полной темноте. Стало заметно холоднее, где-то за спиной исчез в тишине звук капающей воды, а поверхность стен стала сухой и осыпающейся. Под подошвой теперь хрустел песок с мелкой крошкой.
Впереди замаячил свет фонарика, и Саша приготовила свой, повесив его заранее на шею. Свод пещеры впереди расширялся, и неожиданно люди вышли в большое помещение, в центре которого вповалку лежали металлические садовые телеги одна на другой.
— Свет! — Скомандовали впереди. И Саша метнулась вперед, выискивая глазами Ворчуна, который кричал.
— Молодец, это я просто проверял. Птицу не потеряла? Хорошо. Здесь мы собираем все, что добыли. Рабочие грузят галит в мешки. И в конце смены выносят на поверхность, там его будут молоть, просеивать и вываривать. Не вздумай с факелом сюда приходить. От искры все подохнем. — Он похлопал себя по бедру, где пристроил ворох больших прочных мешков. — Разбирайте тачки!
Зычный голос отдал команду, и группы встали у каждого прохода. Замыкающим позади каждой бригады стоял крепкий мужчина с телегой.
— Садись, прокачу, — с улыбкой подмигнул мужичок из Сашиной группы, вильнув тележкой, как заправский гонщик. — С ветерком.
Их группа заняла самый левый коридор, который был дальше всех от входа. Крепкий боров, несколько женщин, старик и лысоватый мужичок с телегой. Саша встала между женщиной и стариком и, направив фонарик вперед и вверх, включила его.
— Хорошей работы без происшествий, ребята. Увидимся на пересменке.
Ворчун остался стоять на месте, держа в руке большой электрический фонарь, а бригады тронулись с места и скрылись в норах.
Тоннель был похож на трубу, уводящую в неизвестность. Женщины и мужчины вооружились металлическими скребками и, чуть пригнувшись, продвигались вглубь в тусклом свете под скрип телеги и редкий щебет птицы.
Пройдя примерно сотню метров, группа остановилась, и боров-бригадир, стащил с плеча мех, наполненный водой. Откуда-то извлекли два длинных глиняных стакана и один наполнили до краев. Плотной тряпкой накрыли горлышко и крепко замотали шнурком. Затем стакан с водой перевернули и поставили его на второй точно такой же. Вода начала медленно через тряпицу капать на пустое дно второго стакана, а рабочие принялись копать. Все, кроме старика, водителя телеги и Александры.
Саша присмотрелась и теперь могла с уверенностью сказать, что седой не так уж и стар, но подрагивающие руки, полностью бесцветная голова и сухое морщинистое лицо делали его похожим на деда, однако ему, возможно, было чуть больше пятидесяти.
Телегу выкатили в центр прохода и развернули лицом к выходу. И двое свободных мужчин начали ковшами из кусков гнутого тонкого пластика сгребать с пола полученную песчаную породу и ссыпать в телегу.
— Ты туда свети, светлячок. — Шепотом подсказал седой, когда Саша зазевавшись, рассматривая добытый песок, опустила фонарь слишком низко. — И слушай тихонько, капает ли водичка. Кап-кап. Кап-кап. Как тихо станет, значит, кончилась. Пора возвращаться.
— Простите. А… что это такое блестит в каменной крошке? Что вы добываете? — Саша не могла оторвать глаз от медленно рассыпающейся песчаной кучки, в которой в полусвете фонаря сверкали крошечные кристаллы.
— Каменная соль. — Ответил второй. Тот, что вез тележку. — Здесь небольшие залежи галита и глины под всем замком и за его пределами. Если его очистить и выварить, то получается натуральная пищевая соль.
— Когда-то здесь текли подземные соленые реки, но море отступило, они высохли и остались только подземные русла и соль. — Продолжил седой. — Всё здесь сделано из нее, и стены, и потолки. Хозяева ее продают, а люди покупают.