Голод как будто очистил его разум, и он наконец понял, то, чего не замечал с вечера Паренталий. Каким же дураком он был, решив, что Брандт нападет на женщину, которую отнял соперник. Сноб Гектор изначально был слишком горд собой, чтобы признать сам факт соперничества. И Саша стала мишенью Кардинала. Это вампир приказал Игорю в первый же вечер убрать с дороги подвальную девицу. Хромую, с дефектом в грудной клетке. Ему нужна была рядом с Анхелем та, через которую им можно управлять днем, тогда как сам Кардинал контролировал Анхеля ночью.
Кольцо, которое дал Саше Гектор, принадлежало не ему, а брату Кардинала. И не было лучшего способа выдать себя за брата, чем живой свидетель с печатью Аргия на руке. Так они избавились от Саши и выдали Энгуса за Аргия, ведь Саша наверняка сказала Хайтауэру, что это кольцо хозяина Бранденбурга. Не оставалось теперь сомнений в том, что Кардинал скрывался и скрывал свое лицо от беспощадного ночного правосудия. Он сам когда-то признался, что имел большой список преступлений. Хотя, не Анхелю его за это осуждать.
Малыш Игорь мерно сопел у него за пазухой, когда они отправились к отверстию старого каменного дота, стараясь не попадаться в поле зрение охраны на внутренней стене. Дизельное топливо догорело и в воздухе остался только летучий углекислый газ да копоть на кирпичах.
Дымка и туман смешались, превратив весь мир в густое молоко. Анхель уже собирался спуститься вниз, когда увидел движение среди деревьев. Кто-то притаившись в темнеющем лесу, наблюдал за ним и за догорающим в ночном небе рвом у внутренней стены. До рассвета еще оставалось около трёх часов.
— Покажись или сдохнешь. — Выплюнул Анхель, дерзко глядя в черноту кустистого бурьяна на другой стороне каменной реки.
— Ты обещал не убивать меня, — услышал он хриплый кашляющий голос.
— Герман? Как… ты здесь оказался? — Анхель не верил своим глазам. Подлатанный, но живой контрабандист полулежал у высокого тисового дерева у самых камней, кутаясь в старое одеяло. — Я сам спустил тебя под землю…
— То было почти двадцать четыре часа назад. Но знаешь ли ты, что для погребенных в земле заживо время течет иначе. Там ты каждую секунду трижды сходишь с ума, и сутки равны годам… Поможешь встать? Я отведу тебя к остальным, они там разбирают дом Татарина, чтобы сделать плот.
Ошеломленный Анхель поднял худого парня на руки и понес через лес словно мешок картошки, слушая невероятный рассказ о том, что произошло с группой Алексея, замурованной в подвалах.
Оказалось, что жителей особняка в полутьме пещеры быстро охватила паника, и, испугавшись, что истерика и крики людей, выдадут их местоположение и подвергнут всех риску, Фефел приказал связать паникеров и тряпками заткнуть им рты. Та же участь ждала и тех, кто начал роптать на руководителя за то, что он пошел на поводу у клыкастого убийцы и его шлюхи. В гнетущем молчании до смерти напуганные, но преданные Алексею люди просидели много часов, передавая друг другу тряпки смоченные в воде и крупицы еды, пока сверху не раздался оглушительный грохот, и с потолка не начали сыпаться острые камни.
Одного из шахтеров убило на месте длинным как нож сталактитом, сорвавшимся с каменных сводов, а когда грохот через какое-то время повторился вновь людей охватила коллективная истерия. Молитвы были забыты и все руками бросились откапывать заваленный вход, позабыв об опасности быть съеденным заживо. Когда же Алексею удалось призвать всех к порядку и вразумить толпу, он не нашел ничего лучше, чем пересчитать всех, вооружившись единственным оставшимся у них источником света. В этот момент и вскрылся тщательно хранимый руководителями подземелья секрет Лёни.
Еще при жизни его матери он пристрастился пить крыс. Затем их таскала ему Вера, каждый раз оставляя в кармашке пальто найденного мышонка или попавшую в крысоловку хвостатую тварь. Лёня играл с ними, а затем ел их сырыми, высасывая из тощих шкурок весь сок.
Когда Ворчун и Фефел узнали об этом, рука не поднялась наказать мальчишку, ведь в омерзительной привычке не было Лёниной вины. Метаморфозы произошли с Леонидом в день обвала в шахте. Первым об этом догадался Ворчун, заворачивавший тела погибших в саваны для похорон в Яме. Сначала он решил, что обезвоженные трупы со следами зубов на коже, дело рук спустившихся в катакомбы хозяев, но те никогда бы не тронули мертвечину. В тот момент, когда единственный слабый фонарь выхватил из темноты тело погибшего шахтера и склоненного над ним Лёню с окровавленным ртом, Ворчун всё понял.
Он понял, кто выкопал тела людей из последнего тоннеля в ту ночь, когда на Сашу напали. Лёня, ведомый голодом, после отбоя был в шахте, и услышав Сашины крики, дождался, когда напавший потеряет к ней интерес, а затем приволок ее к ближайшему тоннелю, которым оказалось общежитие Ворчуна и его жен. Лёня никогда не был нормальным в том понимании, в каком ему сохранили бы жизнь доведенные до отчаяния люди. И опасаясь, что обезумевшая толпа линчует мальчика, которого неделю назад считала героем, он предложил спустить его в Яму. Надеясь, потом поднять его назад, когда тоннель будет открыт.
Веревка уже была готова. И на той петле, в которой только что хотели повесить несчастного ребенка, Лёня был отправлен вниз в зловонное чрево Ямы. Среди отбросов и фекалий, останков тел и мертвых крыс, по руслу подземной реки, Леонид по сквозняку выбрался на поверхность к каменной реке, в которой петлял бивший из подземелий родник. Вернувшись, он убедил Ворчуна спуститься и тот превеликим с трудом уговорил и вывел остальных на поверхность. Когда носилки с Германом вынесли под ночное небо, все вокруг было в дыму от горящего рва, и люди, решив, что горит лес, бросились к обрыву.
В тот момент, как Анхель и Герман добрались до бывшего дома Татарина, крыша и стены его уже были пущены на хитро скрученные тряпками без молотка сходни, спускавшиеся по скалистому обрыву к песчаному побережью. Жавшиеся друг к другу с полудикими взглядами люди, прятались под скалами, пока Фефел и несколько крепких парней скрепляли стропила с конька в плоты. Крики чаек предвещали скорое наступление рассвета, и Анхель с щемящим чувством в груди подумал, что с такой целеустремленностью люди переживут даже ядерную войну, а уж прячущихся в норы с рассветом вампиров и подавно.
— Только я не понял, Герман. Ты почему остался в лесу? — Уточнил Анхель, когда контрабандист устроился на широком деревянном полотне плота в самом центре, привалившись к канистре с питьевой водой.
— Так… Лёня. Он бросился к дому, думал, там мамка его да Саша сгорят. Я за ним, но через камни с такой ногой я не смог. Думал, дождусь или поползу назад, а тут ты, в подвалы идешь.
— Знаешь что. Ты собак любишь? — Решительно спросил Анхель.
— Я кошек люблю. — Как кот довольно улыбнулся Герман.
— Нет, теперь ты любишь собак. На вот тебе, Игорем звать. Бывай.
Анхель сунул Герману в ладонь теплый комок, совсем не похожий в серых сумерках на спящего щенка, и поспешил к лестницам, ведущим наверх. У него совсем не оставалось времени на поиски сопливого пацана, но он просто обязан был убедиться в том, что его догадка верна.
Глава 33. Последняя жертва Кардинала
— Знаешь, мой командир Антуан однажды сказал, что если я доживу до тридцати, то я не гусар, а дрянь. Правда, его жена потом говорила, что Жан Бенуа настоящий жеребец! — Поджарый шустрый мужчина в запылившемся пиджаке, поверх которого были накинуты какие-то бурые тряпки, назвавшийся Жаном, помог Саше забраться ему на спину. — Видимо, это значило, что конь из меня лучше, чем наездник. Задержи дыхание, когда пойдем через дым. И глаза закрой.
Когда под натиском обратившегося в бегство войска шатер начал падать им на голову, Саша уцепилась за его шею, и он подбросил ее, устраивая поудобнее, чтобы бежать и карабкаться быстро, как только может.