— А ты, будешь расчёсывать мне волосы, когда я буду спать и греть свои старые кости под редким солнышком. А может быть я познакомлю тебя со своим сыночком? Хочешь быть его женой? Он, конечно, не вышел внешностью, но может быть у вас родятся красивые детки. Я так хочу внучат. Я как-то привела ему девушку, он даже разделил с ней ложе, а потом запачкал весь лес её требухой. Но может тебе повезёт больше? Давай я позову его. Обвенчаю вас прямо сейчас…
— Нет, нет, о боже, нет!
Эльва и Джессика не сговариваясь принялись убаюкивать жуткую старуху. Эльва дребезжащим голосом пела колыбельную, а Джессика расчёсывала пальцами грубые, как конская грива, волосы. Старуха долго не хотела засыпать. Она всё ворочалась, кричала, проклинала кого-то. В конце концов, удобно устроившись на обнажённых коленях Джессики, старуха громко захрапела. Они ещё долго не решались уйти и совсем околели от холода. Лишь почувствовав, что существо в лесу успокоилось, стали готовиться к побегу. Джессика, осторожно опустив голову старухи на жухлую траву, схватила Эльву за руку и ринулась не разбирая дороги в самую чащу леса. Нечто зловонное и горячее стрелой пронеслось позади них. Обернувшись на секунду, Джессика смогла разглядеть ужасный силуэт, гладящий старуху по голове. Существо покрытое чёрным пухом, стояло на двух длинных, тонких как у цапли, ногах. Голова походила на лошадиную, только выпуклые паучьи глаза мерцали в темноте тусклым зеленоватым светом. Монстр, подражая голосу Эльвы, пытался повторить колыбельную своим жутким загробным голосом. Кровь капала из его пасти, в которой было не больше дюжины огромных изогнутых клыков.
***
Лес успокоился. Звери возвращались в свои норы, птицы стаями летели обратно. Портал, опустившись к земле, сжался до маленькой овальной щели, в которую они пролезли с большим трудом. Когда Эльва и Джессика выбрались наружу, раздался громкий хлопок и кротовая нора разлетелась на миллионы кусочков грязи, дёрна и песка, забрызгав весь подвал Мармадьюк-Асайлима. Вокруг валялись мотки проволоки, драгоценные камни, какие-то пружинки, волчки, гироскопы. Словно часовщик ухнул об пол хронометр, начинённый хитроумными механизмами.
Джессика посмотрела на Эльву, а Эльва окинула взглядом Джессику. Грязные, все в глине, сейчас они сами вполне могли сойти за жуткое существо с болот. Эльва лежала на полу и тяжело дышала.
— Всё конечно. Портал уничтожен. Нам никогда не разыскать оставшиеся части души Розалин. Пора готовиться к битве.
— А когда состоится битва? Почему ты уверена, что нам больше ничего не найти. Почему ты так спокойно обо всём говоришь? Эльва, я не по…
Эльва поднялась, и найдя какую-то тряпицу, накрылась ею.
— Мне ещё никогда не бывало так страшно. Даже если портал удастся починить, я ни за что в него больше не полезу. Клянусь, это было самое опасное приключение в моей жизни. Впервые смерть подобралась так близко.
— Что ты говоришь, а как же…?
Эльва лишь отмахнулась от неё и покинула подвал. Когда Джессика привела себя в порядок и поднялась наверх, она застала Эльву в её любимом кресле. Ведьма задумчиво пыхтела трубкой в сумраке комнаты.
— Эльва. Та старуха с болот. Мы так и не добыли душу Розалин.
— Её там не было.
— Откуда ты знаешь?
Эльва лишь закрыла глаза. Выпустив густой, ароматный клуб дыма, она промолвила:
— Одно дело — спрятать душу, другое — потребовать обратно. Я знавала эту старуху и раньше. Она бессмертна. И безумна. Её вечный страж, порождённый самой преисподней оказался Розалин не по зубам.
— Из преисподней. Ты же не верила в ад?
— Теперь верю. Ступай домой, дитя. Насладись оставшимися деньками перед битвой. Они и вправду могут стать последними.
***
Гекла вздрогнула от омерзительного запаха разлагающейся плоти, палёной крови и горелых костей. Она не смела обернуться, прекрасно зная, что во всём мире есть лишь одно существо, способное порождать нестерпимый жар и могильный холод в одно и то же время.
— Чего тебе нужно?
— Он выжил?
— Чего тебе нужно, тварь?
— Молись своим покровителям, старая шлюха. Ты знаешь, что стало бы с тобой, если бы он умер. Иди и сделай, что должна!
Гекла резко обернулась, но вместо неурочного гостя застала лишь чёрные ошмётки пепла, кружащие в прохладном воздухе пещеры.
Она медленно приблизилась к уступу, где лежал раненый Лакус. Он тяжело дышал. Едва шевеля губами, он промолвил:
— Госпожа… я так счастлив. Я люблю… вас. Вы вновь вернули… меня к жизни. Я сделал всё… как вы… велели. Поскорее… уйдём отсюда.
— Я тебя люблю, мой мальчик.
Она нежно поцеловала Лакуса. Это был первый их настоящий поцелуй. Сердце Лакуса от безмерного счастья билось так сильно, что кровь вновь пропитала бинт.
— Я люблю вас… Госпожа. Вы будете… со мною… вместе? Навсегда…как обещали?
Она покрывала лицо Лакуса поцелуями, ладонью стирала кровь, выступившую на его губах.
— Конечно, конечно мой мальчик. Мы навсегда будем вместе. Навсегда, словно принц и королева. Мой нежный, мой милый, самый хороший…
Рубиновой искрой блеснул острый клинок и Лакус задёргался, заливая уступ алой кровью. Гекла, прокрутив кинжал вправо и влево, резко вытащила его и отвернулась. Жизнь, собранная по крупицам стремительно покидала Лакуса. Он хрипел, но сказать ничего не мог. Испугаться Лакус не успел, как и не успел почувствовать боли от клинка, вонзившегося в по кусочкам сшитое сердце. Удивление его было настолько сильным, что задержало его на этом свете ещё на целых три минуты. За что? Самый счастливый миг в его жизни, исполнение главной мечты и внезапный крах. За что? Любопытство гложило его изнутри. Больше всего на свете, сильнее чем желание остаться с Госпожой, ему хотелось узнать, за что же она так поступила с ним. Этот вопрос не давал ему покоя. Лакус шевелил посиневшими губами, но ответа так и не получил. «Неужели я так и не узнаю, за что?» — подумал Лакус и это стало его последней мыслью.
***
Урдорх незаметно приблизился сзади. Гекла, заметив его, не обернулась, но обречённо промолвила:
— Мальчишка притащил тебе новых жертв и поплатился за это жизнью. Зачем ты заставил меня воскресить его, чтобы потом убить? Неужели не мог сделать это сам? Ты видел рану? Почему не дал ему умереть там, на поляне?
— Те жертвы — утеха, услада, не больше. Ты обещала заманить их в лес и я, воистину, насладился ими. Скажи спасибо, что я согласился на твою сделку. Обычно я забираю лишь самых близких. Но у тебя больше нет никого, чтобы торговаться со мной.
Он расхохотался. Гекла резко обернулась к монстру.
— Но Лакус, он ведь умер бы с минуты…
Урдорх блеснул мёртвыми когтями, остановив их в дюйме от лица Геклы.
— Мне не нужно дохлое тело твоего пащенка. Думаешь я не знаю, какие ритуалы ты с ним творила? Хотела защитить его душу? Так вот знай — теперь его душа на пути в Царство Вечных Мук.
Урдорх захохотал, но быстро остановился. Он серьёзно посмотрел на Геклу давно сгнившими глазами.
— Если бы он… — Урдорх ткнул когтем-серпом в сторону мёртвого Лакуса, — если бы он умер от пули, на поле боя, от моих когтей, то его душа была бы спасена. Уж не знаю, куда бы он попал после смерти, но мне никогда не видать его в Царстве Вечных Мук. И, клянусь всеми сгоревшими заживо, я был бы рад такому исходу. Вместо него со мной ушла бы ты. О, ты знала это и стоило мне появиться, как твой клинок оборвал юную жизнь. Так что найдёшь другого, — Урдорх рассмеялся, — ведь этот не был твоим первым. Любовь — самое ненавистное и мерзостное, что есть на земле. Впрочем, это не про тебя. Ты отродясь не любила, твоему старому, сгнившему телу всегда было нужно лишь…
Гекла, выхватив рубиновый клинок, в ярости бросилась на Урдорха. Клинок отлетел далеко в сторону. Урдорх, одним ударом раскроивший Гекле левую щёку, бросился на неё и крепко сжал свои пальцы на шее ведьмы. Она не могла сопротивляться, лишь что-то шептала, обливаясь кровью и прикрывая рукой вытекающий глаз.
— Ну убей! Убей меня, тварь!
Урдорх разжал хватку и отшвырнул Геклу к стене пещеры, об которую та с громким хрустом ударилась головой. Тяжело дыша, монстр подошёл к ведьме, прислушиваясь к потоку отвратительных проклятий.