***
Оказалось, что в рабстве у роботсов я провела почти восемь лет. Управление не могло меня вызволить, так как все поисковые сигналы роботсы хорошо блокировали. Меня смогли найти только после активации специального биологического устройства, которое внедрили в мозг перед секретной операцией. Оно начинало работать только после сознательного вспоминания о нем. Что и произошло, когда я очнулась в лаборатории. Откуда взялись маленькие роботсы – наши с Алехандро дети, – никто не мог мне ответить. Сам роботс молчал, хоть его и привели в чувство спустя какое-то время. Данила и Катя тоже не желали общаться.
Спустя месяц я начала потихоньку приходить в себя. Роботсы могли подключаться к сознанию человека, чтобы чувствовать то же, что и он, могли манипулировать сознанием и памятью, вводить данные, которых не было, изменять имеющиеся, так как человеческий мозг не был совершенной машиной с идеально запоминающим процессором.
Со мной работали психологи. Благодаря их помощи, я поняла, что вся моя жизнь за восемь лет была сведена к лежанию в одной из камер лаборатории роботсов, что мне повезло, так как я могла сойти сума, как это случилось с Ярреном (местоположение Свена по-прежнему оставалось неизвестным). Во время «присасывания» к человеку и внедрения в его психику роботсы выделяли особые психотропные вещества. Не все люди могли это вынести. Я пережила и держалась достаточно долго. Обычно личность людей после такого проникновения в разум стиралась через год-два. Причины моей стойкости были непонятны даже нашим ученым.
– Где теперь мой.., – я чуть не сказала «муж», но вовремя исправилась, – …Алехандро и дети?
– Они в нашей лаборатории. Мы исследуем воздействие электрического тока на мозг этого Алехандро и других роботсов. С детьми пока не работаем.
Мое сердце сжалось помимо воли. Я знала, что такое быть подопытной крысой, и не хотела такого же для других живых существ, пусть даже это они проводили надо мной свои эксперименты. Плюс я была хотя бы под своеобразным наркозом, и меня кормили при помощи специальных систем. Последний факт был подтвержден нашими учеными после взятия моей крови на анализы. В ней обнаружили особые компоненты, входящие в состав кормежной системы. Конечно, такой еды было недостаточно для моего организма, поэтому я сильно похудела за время моего содержания в лаборатории роботсов. Плюс сказалась длительная обездвиженность – мышцы как-будто усохли.
– Им больно? – вопрос вырвался помимо воли. Я жалела своих тюремщиков.
– А Вам их жалко? После всего?.. – задал встречный вопрос ученый.
– Возможно, – неопределенно ответила я.
– Они – всего лишь груда микросхем, Елена. Не более того. Они не способны чувствовать. Забудьте о них, – в голосе ученого не слышалось и тени сомнения, но мне было не по себе.
– Я могу поговорить с Алехандро? – я звала этого роботса также как во время нашей семейной жизни. А как мне его еще называть? Роботс номер 7397? Как это делали ученые?
– Нет, Елена. Вы еще в недостаточной мере можете отвечать за свои поступки.
«Он ведет себя со мной как с психически неуравновешенным человеком. Или просто боится чего-то?» – я повнимательнее вгляделась в лицо ученого. – «Похоже, все-таки боится. Но чего? Неужели меня? Или за меня?»
***
Мне все-таки удалось уговорить герра Коллера пропустить меня к Алехандро. Роботс был закреплен в капсуле. Каждое из его щупалец сковывало специальное электронное устройство. Нашим ученым пришлось потрудиться, чтобы это проделать. Только так называемое лицо (это для нас людей проще так было называть верхнюю часть, через которую роботс мог говорить) осталось свободным. Однако Алехандро молчал.
Его изучали, пробовали пытать, но не знали, есть ли у роботсов болевые центры, так как существо никак не реагировало, поэтому прекратили это и теперь просто наблюдали. Только вот в битве характеров безэмоционального электронного организма и человеческого эмоционального проигрывали люди. Наши ученые были бессильны.
Данила и Катя впали в странное состояние оцепенения. Их не стали изучать. Человеческая чувствительность не позволила этого, пока мы не поняли природу роботсов, и являются ли электронные дети детьми в полной мере похожими на наших человеческих.
Когда я вошла, Алехандро поднял голову. Его лицо состоящее из щупалец, дрогнуло и начало приобретать человеческие очертания, каким я его запомнила.
– Еленааа.., – это было первое, что я услышала, подойдя к нему.