Долго-долго я жаловалась проректору Каллахан, а она лишь терпеливо кивала и молча смотрела на меня пронизывающим взглядом. Когда я закончила она сказала:
— Дорогая моя, у тебя есть несколько вариантов. Ты вполне можешь пойти уволиться прямо сейчас, тогда тебе больше никогда в жизни не придется иметь дела со всем этим безобразием. Или ты можешь остаться и тогда тебе придется нелегко, очень нелегко. Эти дети уважают лишь тех, кто заслужил их уважение, согласно их собственным стандартам. Ты думаешь, что ты умна и знаешь все о своем предмете, но этого мало. Совершенно недостаточно просто знать что-либо, чтобы уметь научить этому других. Если решишь остаться, тебе придется найти свой подход к преподаванию и к студентам. Знаешь, в свой первый день в должности помощника преподавателя я по привычке уселась за студенческий стол. Думаешь, это прибавило молоденькой зеленой преподавательнице веса в их глазах? А во время своей первой самостоятельной лекции я перепутала листки и прочитала первому курсу лекцию для четверокурсников. Преподавание это очень нелегкий труд, профессор Маккой. Будет случаться много разного, ты будешь ошибаться, студенты будут тебя на этом ловить, будут побеги с лекций всей группой и забастовки, будут попытки нелепых розыгрышей и отличники, забрасывающие тебя пятью дополнительными курсовыми, потому что «я бы хотела немного дополнительных баллов, профессор». Тебя будет терроризировать министерство и особенно рьяные родители, которым непонятно, почему их замечательный умница-студент не смог сдать сессию и вот-вот вылетит из академии. Много всего случится, если ты решишь остаться, и только ты сама можешь решить, стоит ли оно того, нужно ли тебе это.
— А вы? — хриплым от слез голосом прокаркала я. — Вы не жалеете?
— Что отдала свою жизнь этой академии? — распознала суть вопроса проректор Каллахан. — Порой жалею, но дело в том, что я просто-напросто не могу представить себя в другом месте.
Именно тогда я решила остаться еще на некоторое время. Решила дать себе и академии еще один шанс. Конечно, сразу все не наладилось. Таких чудес не бывает, а ведь я специалист по чудесам. Однако постепенно, медленно и неторопливо, дела пошли к лучшему. Я научилась общаться со студентами и коллегами, смогла найти в себе силы противостоять министерству и родственникам — профессор Каллахан была права, это оказалось нелегко — полюбила бархатное ночное небо над академией и изучила здешний лес.
Я стала преподавателем случайно, но осталась и смогла найти здесь любимую работу и друзей.
— Добрый вечер, коллеги, — все нотки презрения зазвучали в холодном голосе. — Надеюсь, вы готовы разъяснить мне некоторые.. — ректор Корвус обвел комнату пристальным взглядом, — события, произошедшие на прошлой неделе.
И я не позволю никому, даже ректору, портить мне жизнь.
Пронзив взглядом всех и каждого, ректор приступил к масштабному разносу. Всякий руководитель знает, что в его распоряжении есть кнут и пряник, которыми он и оперирует, выбирая то, что нужнее в конкретный момент. У ректора Корвуса на этот счет свое мнение. Он использует кнут и засохший пряник, которым тоже можно огреть подчиненных.
Пугающе спокойным голосом ректор препарировал каждого из нас. Он по косточкам разбирал наши слабости, вытаскивал наружу страхи и промахи. Полная комната взрослых людей, многие из которых куда старше Корвуса, застыла в напряженном молчании. Мы сидели, потупившись, и ждали, когда же закончится экзекуция. Он прошелся по каждому, включая проректора Каллахан. Дисциплина отсутствует, успеваемость низкая, документы заполнены неверно, студенты… В общем, плохо абсолютно все.
Хуже всего то, что под ледяным взглядом ректора Корвуса не так уж сложно уверовать в собственную ничтожность. Он рвал и метал, целясь в самые незащищенные места, как волк, как акула, чующая кровь. Закончив, наконец, поносить нас на чем свет стоит, он отпустил преподавательский состав академии на свободу. Думается мне, что ректора Корвуса не раз еще помянут сегодня коллеги, закидываясь настойками пустырника. Что до меня, то я стиснула зубы и… промолчала. Не сегодня. Сегодня я буду примерной подчиненной. Ни слова не скажу.
Даже несмотря на то, что ректор довел профессора Остерандо до нервного тика и дрожи в руках. У бедолаги спицы ходуном ходят. Даже несмотря на то, что тихий профессор Гоббс будто бы стал еще тише и вжался в кресло, наверное, в надежде, что исчезнет и ускользнет от ректорского взора. А профессор Шикоби побледнела так, что веснушки еще четче проступили на смуглой коже и сжала челюсти так, что, кажется, вот-вот раскрошатся зубы. Да уж, умеете вы объединить коллектив, ректор Корвус. Никогда еще преподавательский состав академии не ненавидел так дружно одного-единственного человека.